— Чего ты не знаешь, Каролис?
— Брать у него объяснительную или нет.
Бросил на стол шариковую ручку, подошел к Мачису
поближе.
— Не можешь сообразить? — тихо переспросил я.— Или изображаешь из себя несмышленыша?
Каролис Мачис передернул плечами, принялся нервно похрустывать пальцами.
— Марковскису можно верить? Или как?
— Мо...
— Вот и я так думаю.
— Но если от каждого...
— Удивляюсь я тебе, Каролис, неужто трудно самому догадаться, у кого следует потребовать объяснительную, а у кого нет. Человек без единого пятнышка, твой собственный золотой фонд, а ты тут, извини, наводишь тень на плетень.
— Я просто хотел согласовать.
— Боялся получить по мозгам?
— Было дело,— признался Каролис.
— А обидеть хорошего человека не боишься?
— Тоже боюсь. Потому и пришел...
— Имей свою голову на плечах, Каролис.
В дверях Мачис почти лоб в лоб столкнулся с переминавшимся нерешительно на пороге слесарем Аницетасом с участка пресс-форм. Вот где настоящий гигант с волосами цвета соломы. Мне уже доложили, что позавчера он запорол срочно требующийся штамп, запорол так, что ничего не исправить, а потом сцепился с мастером.
— Заходи, заходи, Аницетас,— пригласил я, заметив, что посетитель явно сомневается, с какой стороны закрыть двери.— Что скажешь?
Вытянутое лицо Аницетаса с выпирающей нижней челюстью приняло выражение еще большей решимости, он вдруг запустил свои огромные, словно лопаты, ручищи глубоко в карманы и стал там сосредоточенно шарить, пока не вытащил стертую до блеска гайку весьма внушительного размера, которую тут же принялся катать в ладонях.
— Что это у тебя? — поинтересовался я.— Может, врезать мне собираешься?
— Не-е-ет... Это так, по привычке.
— Почти метательный снаряд,— опять пошутил я.
— Товарищ начальник,— хмуро выдавил Аницетас,— переведите меня на другой участок. С этим английским лордом мне все равно не ужиться. Наседает и наседает, шагу ступить не дает.
— Какой лорд? Не знаю таких.
— Ну, Бриедис этот!
— Послушай, Аницетас. Коли ты, спец шестого разряда, не в состоянии должным образом подогнать штамп, тебе и впрямь не ужиться с мастером.
— Да понимаю я, понимаю, только что делать, раз отвыкли руки от мелких деталей?
Что правда, то правда, раньше этот гигант постоянно работал там, где требовалось перетаскивать тяжести. Напрасно поторопились присвоить ему шестой разряд.
— А сам ты куда хотел бы? — осведомляюсь как можно любезней.
— Станочником, наверное.
— Учти, получать будешь меньше.
— Ничего, потерплю,— отвечает.— Бриедис меня в гроб загонит. Постоянно на пятки наступает, ругает, что бездельничаю. Норму делаю быстро, зато сидеть без дела, как другие, не могу.
— А как же мастер обеспечит очередной работой, если тебя нет на месте?
— Да что там говорить,— с досадой махнул рукой Аницетас.— Не терпит меня, вот и придирается. Так всегда будет.
— Хорошо, я посоветуюсь с Бриедисом,— пообещал ему.— Ступай, работай спокойно и не горячись.
Аницетас ушел.
Бриедис тоже хорош, подумал я. Гоняет, бранит человека и даже не удосужился хоть как-то аргументировать свои придирки, чтобы Аницетас пусть самую малость, но усомнился в собственном трудолюбии. Выход тут один-единственный — сравнить, что сделал ты и что сделали другие. Бриедис, возможно, так и поступает, сравнивает, только со своими логическими рассуждениями не считает нужным знакомить человека, а для того окончательный вывод ничего не означает. Ведь важно не то, что хочешь сказать, а как тебя поняли. Для одного, может быть, достаточно и вывода, он все поймет, а другому надо объяснять обстоятельно, поэтапно. Мастер поступил явно опрометчиво. Людей на участке не хватает, да и Аницетас не из тех, от кого следует избавляться. Вообще непозволительно так ломать человека, Бриедис может просто лишиться рабочих рук.
Я попросил Вале, чтоб вызвала ко мне Бриедиса. Когда тот явился, осторожно намекнул ему, что Аницетас уже второй человек, с которым он не может договориться.
Бриедис вспыхнул.
— Я сделал все, что в моих силах,— заявил.— Моя совесть чиста.
А вот это уже никуда не годится, когда человек думает, будто сделал все, что от него зависит.
— Постой, постой,— осадил его.— Тебе хотелось, чтобы человек лучше работал?
— Да.
— Потому и раззвонил, что тот неисправим?
— Да. Надеялся пробудить в нем самолюбие.
— Видишь, добивался одного, а на деле вышло другое. Остались только обоюдная злость и досада.
— Я даже подозреваю, брак этот Аницетас выдал нарочно.
— Ну, это уже черт знает что! — не выдержал, сорвался я на крик.— Выходит, человек назло шоферу полез под машину! Вдолбите себе в голову на все времена: если начальник не может ладить с подчиненным, виноват не подчиненный, а начальник! Можете идти.
Плохи дела. Взаимоотношения этих двух людей зашли в тупик, ни здравый смысл, ни логика уже не помогут. Исправлять что-либо поздно. Видно, придется перевести Аницетаса куда-нибудь на другое
место.
А сам ты куда глядел, товарищ Каткус?!
Обошел все участки, но нигде не нашел дежурной Стасе. Оставил записку: «Когда объявишься, зайди». Вскоре Стасе уже молча стояла у меня в кабинете. Красивая, умная девушка. Я прервал молчание:
— Разве я тебя не отпускал, когда было нужно? Почему ушла, никого не предупредив?
В ответ ни слова — опустила голову и молчит.
— Что же мне с тобой делать? — спрашиваю.— Подскажи.
По-прежнему не раскрывает рта, молчит, как молчала, только глаза наполнились влагой.
— Извини за беспокойство, Стасе,— утыкаюсь в бумаги, давая понять, что разговор окончен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65