Вс§ говорили, что Акимов — человек, которого никто не
1 Еще одно доказательство того, что в городе Н. ничто не оставалось в тайне.
заставит свернуть с правильного пути. На деле же истину восстановил не он, а вдова Якоба Виргуссона. Если бы за телом Якоба Виргуссона поехала его вдова, никакой ошибки не произошло бы. У вдовы, трактористки, обладающей острым взглядом, по-мужски решительной, был на редкость волевой характер. К сожалению, она доверилась друзьям мужа — трактористам и шоферам, лишенным водительских прав и ныне работающим в ремонтной мастерской,— сама же осталась дома варить холодец для поминок. Как только мужчины вернулись с гробом и подняли крышку, побледневшая вдова поняла, что дело неладно. Она выругала своих коллег, у которых, когда они еще только собирались в город Н., уже подозрительно блестели глаза и которые по дороге добавили еще, поплакала всласть, махнула рукой на недоваренный холодец и поехала сама в город Н. С собой она прихватила тех же мужиков, которые привезли из города чужого покойника,—• вдова считала, что тот, кто допустил брак, должен сам его и исправить. Мужики так перепугались, что сразу протрезвели и послушно, как бараны, последовали за ней, им было нестерпимо стыдно, потому что Якоб был хороший человек, а его овдовевшую жену они уважали. В деревне Якоба Виргуссона звали мужем Мари, Мари Виргуссон была известной труженицей и яростной ненавистницей водки. Мужики боялись ее и ее языка, остроту которого они только теперь по-настоящему почувствовали. Прежде чем они забрались в машину, Мари вытащила у них из карманов бутылку самогона и три бутылки «бормотухи». Сопротивляться они не посмели, так велик был их стыд и страх перед Мари Виргуссон. Вдова не позволила деятелям морга запугать себя, четверо атлетических совхозников водворили гроб обратно в морг, а Мари поспешила в прокуратуру, захватив с собой четырех свидетелей. Так что истину восстановила Мари, вдова Якоба Виргуссона.
Неэме Акимов присутствовал при вскрытии могилы. Он был вполне удовлетворен тем, что правда восторжествовала.
Хотя Оскар Пихельгас нервничал, опасения его не оправдались2. Его назначили директором по кадрам.
1 Тех же самых людей, которые привезли и отвезли гроб.
2 Был ли О. Пихельгас вечером после похорон в гостях у X. Грюнберг2 выяснить не удалось.
Спасло его то, что на раздобытых им фотографиях Натан Грюнберг и Якоб Виргуссон были немножко похожи друг на друга. С помощью повторного фотографирования и искусной ретуши фотограф, со своей стороны, немало помог появлению этого сходства. Очень большой человек, прибывший на похороны, когда гроб уже опускали в могилу, ничего не узнал об этой истории. Оскар Пихельгас утверждал, что это произошло благодаря своевременной изоляции Неэме Акимова. Бывшему пограничнику и члену народной дружины увеличили месячную премию на пятнадцать процентов. Зато годовую премию служащему по особым поручениям сократили на десять процентов.
Шестого пальца у настоящего Натана не оказалось. Была только огромных размеров бородавка/
1977
КОТ КОТОВИЧ ПОЛОСАТЫЙ...
Со стороны могло показаться, будто эта старая женщина спит, откинувшись в кресле. Она сидела неподвижно, глаза ее были закрыты. Но на нее никто не смотрел, рядом с ней расположился юноша, он читал какой-то журнал и к своей соседке справа не проявлял никакого интереса. Только молоденькая стюардесса, сновавшая по проходу между креслами, время от времени бросала на нее испытующий взгляд: ей казалось, что старушке нехорошо с сердцем. Но Мария Лыхмус не спала. Просто она очень устала и отдыхала теперь, испытывая облегчение оттого, что все обошлось, что она благополучно успела на самолет и, дай бог, доберется и до конечной цели путешествия. Не только в Москву, а оттуда в Таллин, но и домой. Быть может, она вообще-то и напрасно тревожилась, пожалуй, можно было бы еще погостить у сына — столько, сколько предполагала поначалу, то есть все три месяца; быть Может, внутреннее чувство обмануло ее и она проживет еще невесть сколько лет. Но тут же Мария Лыхмус поняла, что нельзя больше себя обманывать, что спешила она не зря,— наоборот, даже запоздала. Ей нужно было возвращаться сразу, когда она проснулась ночью от удушья, вся в поту, не следовало успокаивать себя, что все обойдется, что зимой сердце барахлило куда как серьезнее и все же она выкарабкалась и встала на ноги. Но зимой она лежала в больнице под присмотром врачей, а теперь была на чужбине и лечилась сама, как умела. Конечно, и в Англии были больницы и врачи, но у Марии не укладывалось в голове, что она должна довериться врачам на чужой стороне, лечение заняло бы много времени, а как раз времени-то у нее и не было. Так, по крайней мере, она чувствовала, и это чувство определило все ее поведение. В ее-то годы да с ее здоровьем разумный человек вообще не отважился бы на такой далекий путь, а она словно голову потеряла. Но тут старая женщина, которую дома все звали не Марией Лыхмус, а матушкой Лыхмус, хотя жила она одна как перст, тут она поняла, что поступить иначе не могла, она должна была увидеть сына и его семью, что не нашла бы она покоя, не поговорив с Энделем. Средний сын был единственным из четырех детей, который у нее еще оставался. Другое дело, что ей следовало поехать к сыну раньше, до того еще как здоровье совсем сдало. Если она в чем-то и ошиблась, то не в том, что поехала к Эн-делю, а в том, что так поздно собралась. Ей нужно благодарить бога за то, что она перед смертью увидала сына, что ее сердце на чужбине не сдало и теперь она на пути домой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98