Для настоящего ученого факты действительности всего лишь исходный материал для исследовательской работы, так сказать, фундамент, на который опираются его выводы и обобщения — если он вообще способен анализировать и обобщать. А как поступил Ваарик? Он закрыл глаза на факты, которые даже слепому доказали бы, что машинно-тракторные станции утратили свою прогрессивную роль, что интересы развития сельского хозяйства требуют передачи тракторов и комбайнов колхозам и совхозам. Ваарик или проигнорировал факты действительности, или не сумел увидеть их — и то, и другое недопустимо для серьезного ученого. Необходимо отличать непредубежденное научное исследование от манипулирования фактами.
Георг Ваарик вспомнил каждое слово Сангсеппа так ясно, будто тот стоял у него за спиной и шептал ему на ухо те давние обвинения. У Ваарика была слишком хорошая память, особенно это касалось всего того, что кто-нибудь когда-нибудь говорил о нем. Ваарик понимал, такая цепкая память не облегчает ему жизнь, даже, наоборот, усложняет — треплет нервы, портит настроение и лишает сна, но не мог ничего с собой поделать; его память, как хорошо отрегулированная самонакапливающая ЭВМ, сохраняла все, что относилось лично к нему. На том самом собрании Сангсепп сказал, что состоятельность или ошибочность политических, в том числе и политико-экономических взглядов докажет сама жизнь, докажет история; политика сама по себе — не материал для доказательства, но вполне может быть объектом исследования. Вот эту-то высказанную в пылу полемики мысль доцент Лаанет и использовал против своего упрямого ученика. Он истолковал ее как ревизионистскую попытку поставить под сомнение состоятельность исторических положений, содержащихся в партийных документах, в решениях съездов, конференций и пленумов. На собрании Ваарик находчиво отразил нападки Сангсеппа, так, по крайней мере, казалось ему самому. Сначала он подробно остановился на революционной роли машинно-тракторных станций в развитии социалистического крупного производства, как из рога изобилия сыпал цифрами, доказывающими это, покритиковал немного и себя за то, что недооценил некоторые факты в деятельности машинно-тракторных станций, а под конец, будто мимоходом, заметил, что сейчас, как грибы после дождя, повыскакивали словоохотливые мальчики, с завидной самоуверенностью болтающие о вещах, которые они не изучали, в которых у них нет ни личного опыта, ни знаний, приобретаемых только упорным исследовательским трудом. В сенсационных отечественных и зарубежных статьях они на лету схватывают эклектическою бессмыслицу и пытаются выдать ее за новое слово в науке. Люди, которые и понятия не имеют о сложности ситуаций прошлых лет, становятся в позу судьи и начинают поучать, как тот или иной ученый должен был вести себя в тот или иной период. У русских есть хорошая пословица: после драки кулаками не машут, Ваарику даже аплодировали.
Все это пришло Георгу Ваарику на ум, и он насто* рожился. Странно, и в самом деле странно, что он та& долго ничего не слышал о Майте Сангсеппе. Послед* ний раз они встретились более десяти лет назад в Риге,, на прибалтийском симпозиуме по общественным на* укам, где Сангсепп в своей бесцеремонной манере задавал докладчику каверзные вопросы. Справился ли он со своим кризисом? Самых запальчивых заводил неуравновешенных споров конца пятидесятых — начала шестидесятых годов Ваарик считал мальчишками, которые из-за отсутствия жизненного опыта и в силу поверхностности своих знаний под напором новых явления потеряли почву под ногами. Ваарик, старше их всего лишь на пять-шесть лет, старался относиться к ним пре-небрежительно, но настроение они ему портили порядком. Вот и теперь он начинал все больше нервничатьй несмотря на то что умом ясно понимал, что ни Май г Сангсепп, ни сангсеппство, как своего рода явление, ему сейчас не опасны. Он старался внушить себе, что на сегодняшнем собрании Сангсепп случайный гость. И все же невольно подумал — уж не Сангсепп ли запланирован выступить вместо него? Иначе почему он, не поднимая головы, читает и правит какой-то текст?
Майт Сангсепп и в самом деле записывал что-то з большого формата записную книжку, лежащую у него на коленях.
Дело принимало серьезный оборот.
Георг Ваарик стал внимательно разглядывать Санг-сеппа, сидевшего на четыре ряда впереди и на шее и» мест правее, то есть совсем недалеко. Высокий лоб Сангсеппа казался в профиль еще выше. Лет десять тому назад он носил длинные, по самые плечи, волосы, теперь они были сострижены довольно коротко» зато он отрастил пышные бакенбарды. Одет Сангсепп был, как и в прежние времена, в шерстяной джемпер, правда одноцветный, раньше он предпочитал пестрые. Он, чего доброго, так и не защитил кандидатской диссертации?
Нем же он пишет?
Ваарик напряг зрение и пришел к выводу, что в руках у Сангсеппа не остро отточенный карандаш, а шариковая ручка или фломастер. Кажется, все же фломастер. От этого ему как будто бы даже полегчало. Георг Ваарик снова повторил себе, что в присутствии Сангсеппа на собрании нет ничего необычного, и уж, во всяком случае, это не имеет никакого отношения к нему. И не все ли равно, чем Сангсепп пишет. Он, Ваарик, и впрямь раздулся как мыльный пузырь, если всегда и во всем считает себя пупом земли. Ваарик обрадовался, что нашел силы посмеяться над собой, Прекрасно, что хоть на миг он способен посмотреть на себя со стороны.
Глупо доводить себя до такого состояния, что сны начинают портить настроение.
«Нельзя допустить, чтобы понятие эффективности превратилось в бессодержательный штамп, не доходящий до сознания людей,— неслось с трибуны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98