— Тебе и мне это видится странным, непростительным. Мы не можем понять, что её побудило, мы не можем понять, почему она решила, что должна так поступить. Это тебе не напоминает кое-кого?
— Кое-кого… Не знаю. Нет.
— Твой отец, Лиз, задаёт те же самые вопросы о тебе. Прямо сейчас.
Заметив интерес, с которым Элизабет разглядывала фотографии её мужа и дочери, Барбара на обратном пути ответила на незаданный вопрос:
— Моя семья погибла в автокатастрофе четыре года назад. Муж и маленькая дочь.
— Ох, господи, мне очень жаль. Я не…
Элизабет заметила, что женщина смотрит прямо перед собой — напряжённо-бесстрастно, — и замолчала.
— Пьяный водитель, — сказала Барбара сухо и прозаично. — Они собирались на урок верховой езды.
— Как ты смогла это пережить, как ты справляешься?
— Это просто жизнь, подруга. — Глаза Барбары наполнились слезами, и она подняла голову, притворяясь, что смотрит вверх. — Их чёртова машина просто оказалась на дороге в тот же момент, что и этот пьяница. Они не мучались. Просить тут больше не о чем, я думаю. Все рождаются, все умирают. Я только хотела бы…
— Что?
Барбара пожала плечами, отвернулась, и Элизабет поняла, что женщина все-таки не смогла сдержать слез.
— Я просто хотела бы, чтобы она ушла… ты понимаешь… чтобы это случилось по пути домой. Она так любила этого пони. По крайней мере, моя девочка была счастлива. И вместе с отцом — она просто обожала его. — Барбара нетерпеливо смахнула слезы.
— Извини.
Элизабет не могла пошевелиться от ужаса. Она знала, что Барбара не ищет её сочувствия, поэтому сказала:
— Мой дедушка переехал к нам, когда мама ушла, и они с Дэйвом — вся моя семья. Я никогда не теряла никого действительно близкого. Я просто не могу представить…
Она замолчала.
— Знаешь, — сказала австралийка, — нам было хорошо вместе. Я влюбилась в него ещё в детстве, а вернувшись из университета, он женился на мне. Мы живём лишь однажды, и мы втроём — он, я и наш ребёнок, — мы немного, но прожили вместе. Мне остались воспоминания, мне приятно знать, что ни один из наших дней не прошёл зря. Это меня успокаивает. — Барбара обвела рукой окрестности. — Он был юн, но сумел обеспечить меня и ребёнка. Он оставил мне эту землю, и его прах здесь, со мной. Её прах тоже. Так что мы по-прежнему вместе.
В воскресенье вечером, когда солнце уступило место сумеркам и ели протянули тени до края двора, женщины разожгли костёр. Не сговариваясь, они решили, что этот вечер — особенный. Последний мирный вечер перед новым столкновением с властным и грозным врагом. Без помощи Барбары Дамиан умер бы. Сельский дом идеально подходил для беглецов, но Элизабет знала, что Севилл не прекращает поиски и дольше здесь оставаться опасно. Он непременно доберётся сюда, а девушка не хотела, чтобы у её покровительницы были проблемы. Лучший способ отблагодарить Барбару за её доброту — уехать. Элизабет не знала, куда поедет и что ей делать, но решила это окончательно.
Вечерний воздух дышал прохладой, и было здорово сидеть у костра, согревая лицо и руки, а спиной чувствуя приятный холод. Речь как-то зашла о вере Барбары — она называла её «старой религией» — и о том, как вера её предков, кельтских язычников, уцелела и процветала по сей день. Австралийка говорила о могуществе символов солнца и луны, деревьев, камней и оленя, которые для язычников знаменовали важнейшие добродетели. Барбара говорила о христианских праздниках — на самом деле слегка замаскированных языческих празднествах, что существовали задолго до христианства и даже тогда уже были древними. Эти празднества были очень важны, они отмечали каждую смену времени года.
Девушке нравилось разговаривать с этой женщиной. Элизабет едва помнила мать, но ей казалось, говорить с Барбарой — все равно что говорить с мамой, женщиной старше и мудрее. Она поймала себя на том, что застенчиво рассказывает ей о своём детстве и юности, о том, как стремилась доставить радость отцу и дедушке, готовясь к медицинской карьере. Но никогда ни к чему она не испытывала страстного влечения, пока в её жизни не появился Дамиан. Это он научил её восхищаться природой — миром, о котором она до сих пор словно и не подозревала. Дружба с псом пробудила что-то давно уснувшее в её сердце. Как это хорошо, говорила она, чувствовать глубоко и сильно, — и Барбара улыбалась в ответ.
За тёмной линией деревьев Элизабет заметила странное оранжевое свечение и спросила Барбару, что это. Язычница этот свет уже увидела и не сводила с него глаз, когда отвечала.
— Не торопись. Нужно наблюдать, ждать, чувствовать ответ. Не позволяй другим думать за тебя, не ищи у других решений. Природа — не сноб, тебе не нужен ни священник, ни проповедник, чтобы прикоснуться к её тайнам. Она открывает себя всем в равной степени.
Очевидно, австралийка пытается её чему-то научить, подумала девушка и сразу успокоилась. Ответ явился через несколько минут: над верхушками деревьев — полная, огромная, оранжевая — поднялась луна. Наверное, прекраснее этого зрелища Элизабет не видела ничего. Она и не предполагала, что луна может восходить так быстро. Когда оранжевый, шар осветил деревья, Барбара встала и подошла к кустику боярышника. Там она сорвала что-то с ветки и вернулась к огню. Перегнувшись через костёр, она протянула Элизабет кожаный мешочек на ремешке.
— Если хочешь, повесь себе на шею. Я сделала такой же для Дамиана.
Элизабет взяла мешочек и стала рассматривать его, держа перед огнём.
— Это языческая вещь? — Да.
— Что это такое?
— То, что поможет тебе помнить. Будет напоминать о связи с миром, который существовал до тебя и останется после.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135