Билл мгновенно заметил какие-то подводные камни.
— Ты не рассказываешь об этой собаке в университете так же, как дома?
Она слегка обиделась:
— Ну, в общем, да, но…
— Хорошо, и когда ты намерена остановиться? Ты собираешься его украсть? Может, ты хочешь связаться с «зелёными» и выкрасть всех животных из университета? Что ты делаешь, Элизабет?
— Я очень осторожна и не делаю ничего плохого. Просто гуляю с ним по утрам — какой от этого вред? Мне кажется, я от этого становлюсь лучше. Я не хочу превратиться в человека, которому наплевать на страдания собаки.
— Но ведь ты как-то сумела с этим справиться в отношении остальных собак? Сколько их в университете, Элли, сколько их в одной только лаборатории твоего отца? Чем они отличаются от этого пса?
— Я не знаю, почему становишься другом кому-то одному, а не другому! — Элизабет почти кричала — слишком велики были разочарования последних месяцев. Затем перевела дыхание и понизила тон. Она не могла кричать на Билла. — Если я предам доверие Дамиана, если уйду — я стану таким человеком, каким ты бы хотел меня видеть?
— Ты молодая женщина, у тебя впереди перспективная медицинская карьера. Я хочу видеть тебя врачом. Ты будешь помогать тысячам людей, спасать тысячи жизней. Если займёшься наукой, тебе, возможно, придётся жертвовать животными или дорогим оборудованием ради спасения миллионов людей. Вот как я вижу будущее, Элизабет. А ты — ты видишь одну-единственную собаку, с которой забавно играть и которую ты не воспринимаешь как серьёзную угрозу твоей карьере. Вхождение в терапию требует дисциплины, это тяжёлая работа, но важен конечный результат. А ты собираешься отбросить все это и поставить под угрозу своё положение в университете, ради того чтобы тайком гулять с лабораторной собакой, к которой привязалась? Я думал, ты умнее.
Запустив пальцы в волосы, Элизабет сменила тактику:
— Я просила тебя выслушать меня. Ты это сделаешь?
— Ты не можешь сказать ничего, что изменило бы суть того, что я сказал тебе. Или, быть может, ты собираешься меня убедить, что не собираешься продолжать эти глупые игры? Если так, я тебя выслушаю. Однако, если ты намерена чем бы то ни было оправдывать своё возмутительное и, говоря откровенно, ненормальное поведение, я не хотел бы продолжать этот разговор.
Ненормальное поведение? То, что она помогала Дамиану? Что ненормального в её действиях? Она безгранично уважала Билла. Она всегда хотела быть, как он, — такой же одарённой, такой же умной, каждый день спасать жизни так буднично, как другие выпивают чашку кофе. Но разве он прав?
— Мне жаль, что ты так это воспринял. Но я тоже отношусь к этой собаке серьёзно. Возможно, мои прогулки с Дамианом незаконны и кажутся тебе извращением, но позволь мне кое-что сказать. Это не ошибка и не заблуждение. Я поступаю правильно.
Совершенно разочарованная, Элизабет чувствовала, что теряет над собой контроль. Глаза её наполнились слезами, и она выбежала из комнаты. Флетчеры не плачут. По крайней мере, на людях.
Они больше не возвращались к этой теме. Как всегда, Элизабет с Дамианом пришлось самим о себе заботиться. Она раздумывала, к кому можно обратиться. Профессор Хоффман, первый благодетель Дамиана, казался лучшей кандидатурой, но её беспокоила его дружба с Севиллом. Размышляя, Элизабет начала серьёзно заниматься с Дамианом, стараясь научить его словам — многим словам, чтобы можно было показать его кому-нибудь, кто окажется в состоянии помочь. Пусть она не может вытащить Дамиана из университета — по крайней мере, поможет ему добиться сострадания.
Элизабет теперь много читала о поведении собак и неожиданно обнаружила, что их не считают умными животными. Ей это показалось странным: даже не учитывая способности повторять слова, Дамиан хорошо понимал все, чего она хотела от него добиться. Её все больше возмущали все эти высокомерные сомнения в наличии у собак разума.
Гордясь своим учеником, Элизабет никогда не пропускала их утренних уроков. Теперь она приносила полотенце, чтобы вытирать Дамиана, и каждое мокрое тёплое утро они гуляли. Их прогулки к оврагу стали одновременно часами занятий. Питбуль носился возле неё кругами, вился у ног, приносил палки, затем отступал, глаза его смеялись и призывали бросать палку как можно дальше.
Она стала учить его многосложным словам, просто из любопытства — сумеет ли? Для начала выбрала своё имя, все больше ощущая себя Джейн из «Тарзана». Чтобы понять то, что Дамиан знал с самого начала: он не может произносить многосложные слова, — ей понадобилось три дня. Пёс выговаривал слова резко, как лаял, с отчётливыми паузами. Сначала Элизабет думала, что он сумеет прорычать слово — как собаки в телешоу, которые якобы умели говорить «я люблю тебя» и «мама», но у Дамиана техника была совершенно иной. Её имя оказалось для него слишком сложным, и в конце концов они сошлись на Люкс: краткое и резкое, оно получилось у собаки лучше всего.
Когда он справился с именем, она начала учить его понятиям «хорошо» и «плохо», решив, что для собаки они достаточно просты. Вместо «плохо» она использовала слово «фу», вместо «хорошо» — «добро», которое Дамиан выговаривал как «добр». Довольно быстро она выяснила, что, хотя Дамиан прекрасно понимал, когда его действия заслуживают оценки «хорошо», а когда — «плохо», приписывать эти качества объектам ему сложно. Много раз она почти отказывалась от занятий, и продолжать её заставляло одно — уверенность, что проблема не в Дамиане, а в ней самой: она не могла как следует объяснить ему урок.
Затем Элизабет решила научить его словам, которые могли пригодиться в будущем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135