Его постоянно били током, и он никогда не знал, когда его ударит снова. Иногда звуковой сигнал предупреждал его, иногда нет. Иногда он звучал, и ничего не происходило — такое было хуже всего. Иногда громкий, пугающий шум, очень болезненный для слуха, возникал без всяких причин, ещё больше дезориентируя сокамерников, методично толкая их навстречу безумию.
Но даже в безумии была своя система. Исследователям нужны были его ужас и отчаяние, они заботливо поддерживали их. Денежные гранты — весьма внушительные суммы — зависели от того, смогут ли учёные спровоцировать у собак разрушительное стереотипное поведение, связанное с разного рода расстройствами, беспомощностью, отчаянием и безумием. Эти люди и несчётные сотни других учёных занимались этим годами, снова и снова.
Несмотря на все это, Дамиан не озлобился. Гены бесчисленных тысяч поколений предков требовали, чтобы он подчинялся этим людям. Сознавая их превосходство, он никогда не сопротивлялся Севиллу и тем, кто с ним работал. Он был бульдог, настоящий рабочий бульдог, а бульдоги не восстают против людей из-за боли. Его кровь требовала непререкаемого повиновения. Собаки его породы отличались потрясающей отвагой, которая заставляла их умирать в адских схватках, растоптанными в пыль, разодранными дьявольскими челюстями противников, под ударами рогов и копыт взбешённых быков. Они умирали, почтительно виляя хвостами, глядя в глаза хозяев, чтобы в последний миг жизни увидеть там одобрение. Только благодаря всему этому Дамиан так долго сохранял рассудок, принимая муки, не упрекая людей. Была и другая причина: он чувствовал, что все в этой комнате происходило по воле ужасного темноволосого человека в белом халате, альфа-лидера, начальника над всеми, кто здесь работал. Ужас Дамиана перед ним был безграничен.
Произошло это случайно: когда пол в первый раз ударил пса током, Севилл как раз приблизился к клетке и стоял, глядя на собаку. Дамиан увидел, как человек показал на него в момент разряда. Страх породил жёсткую подсознательную зависимость между болью и случайным появлением Севилла. Этот человек стоял около его клетки, и тут произошёл удар. Он чувствовал запах мужчины или его сигарет — и приходила боль, острая, мгновенная, невыносимая. Возник непредусмотренный условный рефлекс — а Севилл даже не подозревал об этом.
Так что, когда дверь во внешнюю комнату оставалась открытой и Дамиан видел Севилла, он каждый раз возбуждённо пытался предугадать действия мужчины. Изо всех сил пытался понять, за что его наказывают. Собаке, как любому кающемуся грешнику, понятна концепция наказания, несмотря на то, что многие бихевиористы отрицают такую способность. Наказание, сознание вины и прощение занимают то же место в собачьей картине мира — и так же напрямую связаны с душой, — как у любого падающего ниц монаха. Дамиан постоянно смотрел на дверь, ожидая увидеть Севилла. Он пылко и безнадёжно ждал возможности угодить человеку, предотвратить боль, которую человек зачем-то причинял ему. Бывают собаки, которым нет дела до одобрения хозяев: избалованные домашние тираны или равнодушные псы, которых нередко ошибочно называют «благородными»; но Дамиан стремился заслужить похвалу. Питбуль был уверен: если он сможет как-то угодить этому неумолимому властелину, жизнь изменится к лучшему. И он старался, используя каждый шанс.
Темпы «стимуляции страха» росли по мере продолжения исследований. К электрическим разрядам от пола прибавились такие же разряды от кормушек и водяных дозаторов. Когда, доведённый до отчаяния голодом и жаждой, Дамиан приближался к резервуарам, он всегда вынужден был соизмерять возможность получить удар в язык со своими насущными нуждами. Большую часть времени его опасения были напрасны, но иногда — и всегда непредсказуемо — в его чувствительный язык било током, и он с ворчанием отскакивал в дальний угол клетки, пока голод или жажда снова не приводили его к кормушке.
Существование в этом аду брало своё. Дамиан и другие собаки начали демонстрировать те самые повторяющиеся движения, которых добивались люди. Дамиан раскачивался в своей маленькой клетке из стороны в сторону, создавая себе таким образом милосердный мир предсказуемых движений, предсказуемых схем, предсказуемых ощущений.
Добившись желаемого, учёные стали накачивать собак разнообразными психостимуляторами, тестируя их способность ослаблять индуцированное стереотипное поведение. Временами под воздействием наркотиков к Дамиану возвращались естественные реакции, и он терял над собой контроль. В такие дни люди с величайшей осторожностью брали у него кровь или вводили лекарства. Вообще-то пёс ни разу никого не укусил и даже не пытался, но благодаря своей внешности давно заработал незаслуженную репутацию свирепого монстра. Когда ему вводили психостимуляторы, эффект был непредсказуемым: он дважды на несколько минут впадал в безумный гнев и неистовство. Для Дамиана это был сверхъестественный опыт; обнаружив, что рычит на богов в белых халатах и даже пытается их укусить, он стыдился и пугался. Когда наркотики переставали действовать, он понимал, что поступил Плохо, и чувствовал себя очень виноватым перед людьми.
Чейз, любимый студент Севилла, возражал, чтобы питбуль участвовал в исследовании.
— Да он же убьёт кого-нибудь, вы только взгляните на него, — кричал он через всю комнату, когда Севилл и Том боролись с животным во время одного из его приступов наркотической безумной ярости. Они пытались взять у него кровь из вены, а Дамиан с остекленевшими глазами отчаянно вырывался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135