Все-таки не было нужды целыми днями заниматься только лишь приготовлениями. Даже когда на протяжении двух последних недель перед обрядом я вынужден был все время оставаться в чертоге, где постился и приводил в спокойствие душу, Кейдра ежедневно навещал меня вместе с Щерроком, чтобы скрасить мое ожидание.
Малыш был просто прелестен, и я то и дело восторгался им. Я уже и позабыл, насколько быстро дети развиваются в столь юном возрасте. С каждым днем он все крепче держался на ногах, а крылья его, казалось, росли едва не на глазах. Еще несколько месяцев — и они достигнут полного соответствия с размерами его тела. Он уже издавал звуки, предвещающие будущую речь, а значит, скоро начнет обращать свой разум не только к матери и отцу. Конечно, Языком Истины он овладеет лишь через несколько лет, но зато уже сейчас он подрос больше чем наполовину, хотя с его рождения не прошло и полугода.
Чешуя его была светлее, чем у отца, ибо мать его, Миражэй, была цвета желтой меди, а его покров представлял собою нечто среднее между ее кожей и темной бронзой Кейдры; глаза же были золотистыми, точно осеннее небо, и неописуемо красивыми. Когда самоцвет его души обнажится, он обретет истинное имя, но это случится не раньше чем к следующему году. После рождения самоцвет еще слишком мягок, чтобы быть снаружи, поэтому сверху он защищен естественными кожными чешуйками. В конце концов, когда самоцвет затвердевает — на исходе первого года жизни, — чешуя на нем высыхает и отслаивается. Это первое взросление, первая веха на жизненном пути всех кантри, и эта пора сопровождается большой радостью.
Сама его жизнь была для меня радостью. Каждый раз при виде малыша — когда я подхватывал его в объятия, крепко прижимал к груди, обволакивал своими крыльями, играл и смеялся вместе с ним — мне вспоминался облик Ланен Скиталицы, спасшей жизнь и Щерроку, и его матери, когда она помогла ему появиться на свет. А иногда я вспоминал мою навсегда ушедшую Ирайс, и сердце мое переполнялось тоской. Она была единственной спутницей моей жизни, матерью моего Кейдры, и я любил ее пуще собственной жизни; но она погибла в расцвете юности, когда Кейдра был совсем еще мал. С тех пор мне всегда ее не хватало, а в последнее время я иногда ловил себя на том, что обращаюсь к воздуху, якобы рассказывая ей о ее внуке. Она бы так им гордилась!..
...Последний краешек солнца скрылся за низкими облаками.
— Пора, отец, — произнес Кейдра.
Поклонившись мне, он принял обычную позу Проявления Уважения. Я чуть было не покатился со смеху, глядя на его серьезный вид, но сумел сдержаться. Лишь поклонился в ответ и принял такое же положение.
— Войдем же смиренно к Предкам в сей час нужды.
Вдохнув напоследок холодный ночной воздух, я ступил под своды чертога. Кейдра должен был оставаться снаружи, пока я его не позову.
Внутри все было приготовлено. С кратким обращением к Ветрам я набрал в грудь побольше воздуху и изверг пламень в самую середину кучи дров, что возвышалась над краями костровой ямы. Огонь для нас священен, а обряд вызова Предков — долг и честь, мы относимся к нему с великим почетом. Костер запылал, осветив чертог; огненные блики заиграли на кхаадише , покрывавшем стены и пол, — поверхность металла сияла множеством самоцветов, принадлежавших когда-то нашим прародителям. Я бросил в пламя особые листья и веточки, символизировавшие собою каждый из четырех Ветров. Заструился благоуханный дымок, который я сейчас же принялся глубоко вдыхать.
Готовясь к обряду, я целых две недели постился и сейчас почувствовал легкое головокружение. Смешанный запах кирика , тел-ас-тера , мерисакиса и хлансифа (последний гедри называют лансипом) распространился по пещере.
Пламя костра ярко отражалось на поверхности самоцветов.
Задняя стена внутренней пещеры была вся усыпана ими. Они располагались в строгом порядке: самые старшие выше всех, глубоко оправленные в кхаадиш , чтобы с ними ничего не случилось. Не следует, правда, думать, что стена эта заключала в себе самоцветы всех кантри, когда-либо живших на свете. Даже если не считать самоцветы Потерянных, внутри которых никогда не угасало яркое мерцание, это мало что изменит: вызову Предков мы научились лишь спустя несколько поколений со времени Выбора. Кроме того, иногда случалось так, что некоторые из нас погибали в отдалении от остальных, и некому было разыскать их самоцветы, чтобы с почетом доставить их домой... Я поклонился им всем; горькие думы посетили меня, когда я склонялся над последним из самоцветов, появившемуся совсем недавно: он принадлежал Ришкаану, который погиб прошлой осенью, сражаясь с заклинателем демонов. Он предал смерти этого ракшадакха , посмевшего угрожать нам, не понимая, что это будет стоить ему жизни.
— Покойся с миром в объятьях Ветров, старый друг, — пробормотал я.
Затем, вновь повернувшись к огню, уселся и, продолжая глубоко вдыхать дым, начал произносить Обращение:
— Во имя Ветров смиренно взываю к вам, о Предки нашего народа. О вы, спящие, явите свою милость, пробудитесь, внемлите мне. Мы, ныне живущие, взываем к вам в нужде. Одарите нас своею мудростью, вещайте вновь на языке жизни, научите нас, чад ваших, тому, что нам желаемо знать. Внемлите, изрекайте, придите нам на выручку. Один из ваших родичей взывает к вам. Меня называют Хадрэйтикантишикраром из колена Иссдры. Заклинаю вас именем нашего народа — ответствуйте.
Кейдра услышал меня и вошел в чертог, усевшись подальше от огня. Я кивнул ему, зная, что теперь нахожусь под его наблюдением, и позволил разуму своему воспарить вслед за струями дыма — через проем в своде пещеры, вверх, к небесам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172