— Да, ты знаешь меня куда как хорошо, — ответила я, усмехнувшись. — Но теперь-то я воротилась, так что уже не важно... Нет ли еще супа?
Потом мы с Вариеном помогли Джеми по хозяйству — накормили и почистили лошадей, вычистили сбрую, наложили свежей соломы... В конце концов Вариен подошел ко мне и нежно, но настойчиво забрал у меня из рук вилы, после чего, взяв меня под руку, отвел в дом. Я была в замешательстве и пыталась было добиться от него, что он замышляет, но он не ответил — лишь шикнул на меня, едва я приоткрыла рот. Настроен он был решительно, но в то же время мне показалось, что его что-то забавляет. Когда же я решила мысленно обратиться к его разуму, то была изумлена глубиною охватывавших его чувств: я ощущала, как от него исходит сильнейшее желание и одновременно — глубокое довольство. Приведя меня в спальню, он запер за собою дверь.
Я была поражена тому, с какой страстью он осыпал меня поцелуями, — казалось, все его тело так и полыхает... Мы выпустили друг друга из объятий лишь для того, чтобы скинуть одежды... Впервые за все время я с трепетом ощутила прилив той глубочайшей страсти, что соединила нас в самом начале; во мне мешались уважение, любовь и желание — крепкие, как основа мироздания. Это было так потрясающе, что я даже не могу передать свои чувства. Я впервые осознала до конца, что несбыточное сделалось явью: я стала супругой Акора, который был старше меня на тысячу лет, обладал мудростью и силой — и до недавних пор оставался верен обету безбрачия. Даже в любовном пылу я не могла не рассмеяться.
— А ты очень быстро учишься для своего столь почтенного возраста!
Одарив меня радостной и страстной улыбкой, он ответил мне... Да вы и сами можете предположить, что он мне ответил, поскольку нежные слова произносятся на брачном ложе не для того, чтобы приводить их в книге.

Глава 2
ЮДОЛЬ ИЗГНАНИЯ
Внемлите же словам Старейшего, Хранителя душ Большого рода. Сим вверяю я душу свою Ветрам, открывая имя свое жаждущим истины: я — Хадрэйтикантришикрар из колена Иссдры.
Узнайте же правду о тех временах, что изменили мир.
Проснувшись внезапно во мраке, я тут же почуял неладное. Я пребывал в глубоком вех-сне, дабы излечиться от ран, и подобное пробуждение уже само по себе было необычным. К тому же воздух вокруг словно звенел, а с землей происходило что-то странное. После вех-сна всегда чувствуешь прилив здоровья и новых сил, что должно быть особенно заметно такому старику, как я; однако сейчас ощущения мои были другими. Сердце мое колотилось, а внутри бесновался огонь — я посчитал это ничем иным, как страхом. Но с чего вдруг?
И тут до моих ушей вновь донесся звук, который и разбудил меня, но я предугадал его за миг до этого. Я услышал глухой рокот: едва уловимый, скорее даже угадывающийся — по дрожи, исходившей глубоко из-под земли. Недолго думая, я выскочил из своих чертогов и взметнулся в ночное небо, не успев даже толком понять, что происходит. Я воззвал на Языке Истины к самой дорогой и родной мне душе:
«Кейдра, сын мой, где ты?»
«Отец? Слава Ветрам! Я пытался обратиться к тебе, но ты не отвечал. Я опасался, что ты все еще охвачен вех-сном. Ты исцелился?»
«Почти да, сын мой. Во всяком случае, я чувствую в себе прилив новых сил и вполне способен к полету. Где ты? Ты замечаешь, как дрожит земля?»
«Я в небе, отец, вместе с Миражэй, — голос его звучал так, будто он смеялся, хотя дыхание его казалось тяжелым. — Не пугайся, твой внук Щеррок у меня в руках. Он уже подрос с тех пор, как ты его видел, и это испытание, похоже, ему по душе. Он ни разу еще не летал. Вот послушай».
Щеррок, малыш Кейдры, был еще слишком мал, чтобы пользоваться истинной речью, но через Кейдру я мог слышать его. Услышанное больше напоминало переживания, нежели было речью или мыслями, но малышу, скорее всего, не исполнилось еще и двух месяцев, да к тому же он был полон совершеннейшего восторга.
«Как долго я был охвачен вех-сном?» — спросил я, успокоившись и находя большое удовольствие в этой мысленной связи с юным Щерроком. Я легко мог представить его себе: крохотные чешуйки кожи, все еще мягкие, спинной гребень, пока еще не развившийся и до конца не затвердевший, короткий хвост, бьющий по сторонам от охватывающего малыша восторга... Оттенок его кожи представлял собой нечто среднее между темной бронзой, свойственной нам с Кейдрой, и ярко-желтым цветом Миражэй, его матери. Самоцвет его души был пока не виден, как и у всех недавно рожденных. В ближайшие девять месяцев чешуя, защищающая самоцвет, отпадет; однако глаза его уже сейчас имели золотистый оттенок, что редко встречается среди нашего народа и считается весьма необычным и красивым. И это вовсе не мое предубеждение: старикам подобные вещи хорошо известны.
"Менее трех лун, отец , — ответил Кейдра. — Ты только что пробудился?"
Я попытался собраться с мыслями, ища в ночном зимнем небе хоть какой-нибудь слабый ветерок, который помог бы моему полету. Мышцы мои, разумеется, затекли, да и плечо все еще побаливало от раны, что нанес мне этот ракшадакх Марик, — о скорбные воспоминания! — однако оба крыла уже достаточно излечились, и в дальнейшем я вполне мог обойтись без вех-сна.
«Земля дрожала дважды?»
«Да».
«Первый толчок и пробудил меня от глубокого сна. А второй заставил подняться в воздух».
Я продолжал прислушиваться, однако устрашающий рокот больше не повторялся. В голове у меня прозвучал мягкий голос: «Полагаешь ли ты, что уже можно опуститься на землю?»
Это была Эриансс, одна из нашего рода, на несколько столетий старше Кейдры, однако гораздо моложе меня. В голосе ее слышалось раздражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172