– Убежим-ускачем, миленький братец! – Рута наконец отцепилась и с места сиганула к столу, склонилась над кучей оружия на столешнице. – Я возьму вот, и вот, и вот – поострее! Тебе чего – топор или меч? Или лук, или цеп, или нож? А?
– Мне-то? – Данька нахмурился. – Мне, пожалуйста, вон тот перстень.
– Перстень? – Рута подняла взгляд и моргнула подряд раз восемь.
– Да, вон лежит под лавкой. Только осторожно: он там вместе с рукой. Не пугайся…
Рута глянула под лавку, кратко взвизгнула – но тут же бестрепетной ручкой ухватила отрубленную кисть за жесткий посиневший палец и гордо помахала в воздухе перед собой.
– Тебе вот это нужно, братец? Фу, какая гадость!!! Стараясь смотреть в сторону, Данька вцепился в холодный перстень на мертвой руке, дернул – со второго раза стянул кольцо с узловатого окостеневшего пальца и поспешно отшвырнул кусок неживого свищовского тела обратно под лавку. Поднес к глазам аспидно-черный перстень со странным шишковатым камнем, словно изъеденным червоточиной – и правда похоже на мертвую муху. Ужас. Редкая дрянь. Поплевал на внутреннюю часть кольца, протер "подолом рубахи. Поморщился, покосился на замершую в ожидании Руту и надел перстень на указательный палец правой руки.
Всего миг! Сдавленно захрипев, он тут же сорвал перстень, сдернул с обожженного пальца и дико затряс головой: всего миг длилось жуткое пронзительное чувство в правой руке – словно выросла и удлинилась, жаркой телесной струёй вытянулась вниз, до самого пола, даже ниже – в подпол, к самой земле! Задыхаясь, Данька рывком поднес ладонь к глазам – показалось, пальцы только что коснулись земляного пола – там, внизу, в подвале! Еще должна быть пыль на пальцах…
– Братец, что?! – Рута подлетела, вцепилась в рубаху на груди. – Больно? Плохо? Ну скажи наконец, что случилось?!
– Нет… ничего. – Он нагнулся, поднял с земли перстень. Уперся спиной в бревенчатую стену и вновь погрузил палец внутрь темного кольца, словно в горло ядовитой змеи.
Он почувствовал: указательный палец, просквозив кольцо, разом болезненно растекся жидкой струёй энергии, страшно вытянулся и ударил в дощатый пол – Данькина рука потоком электрической ртути скользнула в длину на несколько бесконечных саженей, и вдруг – Данила понял: ногти на руке выросли и заострились, прорезались жесткими стальными остриями! Отяжелевшая пятерня завозилась в пыли на земляном полу… указательный палец разогнулся как жесткое туловище стальной кобры, как чешуйчатый хвост скорпиона – как шея железного ворона с плоской маленькой головой! Данька посмотрел на свою руку: она была прежней, сохраняя свой обычный вид – но он не чувствовал ее здесь, вблизи – он ощущал, как внизу, в подполе, под горячими стальными когтями скрипит пыль. Он чувствовал, как ворон расправляет крылья и одна за другой подтягивает под железное туловище ужасные лапы, привыкая к невнятной пока воле нового хозяина, к ритму его пульса.
Данька недолго свыкался с этим ощущением чужеродной тяжести в руке – словно к пальцам привязали струну, на конце которой ходит из стороны в сторону тяжелый воздушный змей или сильная морская рыба. Рута побледнела и отступила на шаг, серые глаза ее восторженно заблестели, когда разбуженная, ожившая птица, в очередной раз пробив дощатый пол – на этот раз на подъеме снизу вверх, – тяжело вырвалась из пыльного подполья и, мягко распластав убийственные крылья, закружилась под потолком, с лету сбривая растянутые бельевые веревки. Данька стиснул зубы, с усилием, изогнувшись всем телом, крутанул локтем и усадил железного ворона на стол – птица опустилась на дальний край, прочертив по столешнице глубокие борозды от когтей, мгновенно разметав со стола на пол какие-то горшки и чарки.
– Я думаю, сегодня я обойдусь без меча и без топора. – Данька посмотрел на Руту и улыбнулся.
Рута моргнула еще раз и прикрыла рот. Наконец весело тряхнула солнечной челкой, выбившейся из-под парика, и прыгнула к окну:
– Надо спешить-улетать, братец, ножки уносить! Я подгоню коней к дому, к самой стене. А тебе придется прыгать в седло прямо с подоконника! Ха-ха, сумеешь?. Гляди не промахнись!
«Господи, ведь существуют же двери», – весело покачал головой Данька, когда легкое тело стрелой просвистело над столом и, распахнув ногами ставни, вылетело наружу. Он снова покосился на свою правую кисть, на черный перстень – неровный камень словно покрылся легким налетом нервных голубоватых искр… Данила помахал в воздухе расслабленными пальцами – железный ворон на столе не шевельнулся, хотя Данька отчетливо ощутил несколько мерных толчков, передавшихся в руку через кольцо – словно серия ударов стального сердца. Он осторожно сжал кулак – и снова закружилась голова: рука неудержимо поползла вперед, жутко удлиняясь! Стремительно вытянулась чуть не до самого стола – вот можно вцепиться ногтями в шероховатую столешницу… да, так и есть! Ворон уже скребет по доскам черной лапой, высекая искрами занозистую древесную пыль! Данила разжал кулак. Отлепился повлажневшей спиной от бревенчатой стены, тяжеловато шагнул к окну. Глянул вниз – от земли-то высоко: подполье можно считать за первый этаж, а окошко горницы и вовсе метрах в пяти от мутно шевелящихся кустов под стеной.
– Ну прыгай же, братец! Ну-ну… сигай сюда, сюда! – торопливо и задорно зашептал вдруг кто-то из темноты внизу: да ведь это лошадь вьется там, у забора, вертит невидимым в темноте крупом – только седло мутно сереет да поблескивают во мраке острые глазки рыжего волчонка.
– Рута, это ты? – глухо спросил Данька: его мутило от колодезно-черной высоты за окном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191