Ярость превратилась в
какое-то громадное неприятие этого третьего лишнего. Что-то, исходящее от
него, возможно, его духи, заставляли меня желать Джинни более, чем
когда-либо прежде.
Но ярость вновь вспыхнула, когда принесшая коньяк Джинни начала
вертеться вокруг него. Она щебетала слишком громко и слишком много
смеялась, и, наконец, принялась настойчиво зазывать его к нам завтра
обедать. Я угрюмо прислушивался к их беседе. Он говорил гладко, вкрадчиво,
остроумно, ни разу не ответил прямо на касающиеся его лично вопросы. Я
сидел и репетировал, что я выскажу, когда он уберется. Наконец он
поднялся.
- Не смею больше задерживать вас, - сказал он. - Кроме того, дорога
на Форталезу проходит по скалам, а я знаком с ней недостаточно хорошо...
Так, чтобы не сбиться с пути, придется идти медленно.
- О, но это может быть опасно, - Джинни повернулась ко мне. - Ты
должен проводить его, Стив. Проводи его до дому.
- Не осмелюсь позволить себе доставить вам подобное затруднение, -
возразил Меледикто.
- Это минимум того, что мы можем для вас сделать. Я настаиваю,
Амарис. Это не займет у тебя много времени, Стив. Ты говорил, что тебе
хотелось пробежаться в лунном свете и, глянь, луна почти поднялась.
- О'кей, о'кей! - гавкнул я так нелюбезно, как только возможно.
Действительно, на обратном пути я смогу превратиться в волка и несколько
сбить свою злость. Если же я попытаюсь спорить с ней прямо сейчас, выскажу
все, что чувствую, наша вторая часть ночи будет... Это будет не ссора, а
Армагеддон.
- Пойдемте.
Он поцеловал ей руку. Она попрощалась таким нежным, таким дрожащим
голосом, словно влюбленная первый раз школьница. У него был фонарик. Он
бросал маленькую прыгающую лужицу света, выхватывая из сгущающейся перед
нами темноты то камни, то кучно растущие побеги полыни. Лунное зарево над
восточным кряжем разгоралось все ярче. Я почувствовал, как зазвенели мои
нервы. Какое-то время мы наискось поднимались вверх по склону. Тишину
нарушало лишь поскрипывание наших туфель.
- Вы не побеспокоились взять с собой светильник, сэр, - сказал
наконец Меледикто. Я хмыкнул. С какой стати говорить ему о колдовском
зрении. Я так же ничего не сказал ему о том, что я волк-оборотень,
которому, чтобы переменить обличье, не нужно иметь фонарик.
- Итак, вам придется взять мой, - продолжал он. - В противном случае
путь обратно может оказаться чреватым опасностями.
Это-то я знал. Обычный человек был бы как слепой на этой тропе - даже
при ярком лунном свете. Тропа почти стерлась, разглядеть ее было трудно, и
все вокруг делалось искривленным и заполненным тенями. Если человек
потеряет голову, он будет плутать, сбившись с пути, до самого рассвета.
Или, скорее, свалится в пропасть и разобьет себе череп.
- Я зайду за вами завтра вечером, - Меледикто удовлетворенно
вздохнул. - Ах, сэр, ваше прибытие сюда - это такое редкое счастье.
Новобрачные так же переполнены любовью, а Сибелита томилась, пылая, столь
же долго, как и Амарис.
- Ваша сестра? - спросил я.
- Да. Не хотите ли, если вас не затруднит, встретиться с ней этой
ночной порой?
- Нет.
Снова воцарилась тишина. Мы спустились в окруженное утесами ущелье.
Там было темно, как в желудке, я уже не видел ничего, кроме тусклого
отблеска воды, и, вверху, лунного сияния. В свете холодных и очень далеких
звезд я рассмотрел утесы, что возвышались надо мной. Утесы походили на
клыки. Казалось, что мы с Меледикто - последние, оставшиеся в живых.
Он остановился. Свет фонарика как отрезало.
- Доброй ночи, синьор Матучек, - крикнул он. Его смех звенел, и в нем
звучали одновременно зло и красота.
- Что? - сбитый с толку, я заморгал, всматриваясь в мрак. Тьма
сомкнулась вокруг меня. - Что вы имеете в виду, черт побери? Мы еще не
дошли до замка
- Нет. Отправляйтесь туда, если вы того хотите. И если сможете.
Я услышал, как он отправился по тропинке обратно. Камешки под его
ногами уже не хрустели. Шаги были мягкие, быстрые, словно прыжки зверя.
Он направлялся обратно к нашему дому.
Мгновение я стоял, словно отлитая из свинца статуя. Я слышал малейшее
движение воздуха, шорох полыни. Слышал океан. Затем грохот сердца заглушил
все остальные звуки.
- Д_ж_и_н_н_и_! - завизжал я.
Я в смятении завертелся. Кинулся вслед за ним. Ноги соскользнули со
скалы, я грохнулся, разбив при падении до крови руки. Шатаясь, я поднялся.
Отвесные утесы, обрывы швырнули обратно мои проклятья. Спотыкаясь, я
спустился вниз по откосу, продираясь сквозь кустарник и кактусы. Я
споткнулся обо что-то, снова упал. На этот раз я треснулся головой о
булыжник. Удар не был серьезным, но боль пронзила тело, в глазах
взорвались огни, и минуты две-три я лежал без сознания.
И тогда я почувствовал в ночи чье-то присутствие.
И сквозь безнадежность одиночества, что струилось отовсюду и
захлестнуло мою душу, я различил натянутую струной надежду.

16
Мой пристальный взгляд скользнул по переходящему в пропасть откосу.
За ней тускло мерцало море. Рассудок мой (большей частью) вернулся.
Меледикто искусно убрал меня со сцены. Вероятно, и убил бы, не будь моей
тренировки, не принадлежи я к особому виду гомо сапиенс. Этого он не
предполагал. У меня было в запасе чуть больше, чем он догадывался.
Например, колдовское зрение. Я пробормотал формулу и почувствовал, как
сетчатка глаза изменилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96