Ни радостно
верещавшей доски объявлений, ни приходских извещений, ни рисунков, что
любят делать ученики воскресных школ. Посредине вестибюля стояла монахиня.
Она указала мне на коридор, ведущий налево. Другая рядом с ней стоявшая,
переводила взгляд с меня на коробку с надписью "пожертвования" и обратно,
пока я не опустил туда пару долларов. В воздухе носилось что-то странное.
Не только пение, запах ладана, пристальные взгляды - что-то неосязаемое,
какие-то силы, от которых напрягались все мышцы моего тела.
Я вошел в боковой предел собора. Он был огражден канатами. Скамьи в
несколько рядов. Очевидно предел предназначался для посторонних. Я был
здесь один. С минуту я осматривался. Предел был огромен и производил
потрясающее впечатление. Я сел. Еще несколько минут я потратил на то,
чтобы постичь окружающее. В чем-то я потерпел неудачу.
Эффект превышал всякое понимание. Геометрия голых белых стен, колонн,
свода - ее просто не чем было соизмерить. Человек оказался как бы в
бесконечно тянувшейся куда-то пещере. И в густом сумраке господствовало
собором око божье над алтарем, и мандала над возвышением, где находился
хор. Но и они казались нереальными, они были где-то за орбитой луны, а
редкие свечи мерцали, будто звезды. Пропорции, изгибы, пересечения - все
служило созданию впечатления, что человек оказался в не имеющем конца
лабиринте. Раньше на краю неба виднелись фигуры полдюжины служек, теперь
они исчезли. Но, может быть, это были просто прихожане. Церковь иоаннитов
намеренно уничтожала свою паству.
У алтаря стоял священник. Рядом - два прислужника. Взглянув на них
белые мантии, я понял, что они посвященные. На таком расстоянии они
казались совсем крохотными. А священник почему-то маленьким не казался. У
него была белая борода, на плечах черно-голубая ряса. Адепт. Высокорослый,
он застыл, неподвижно раскинув руки... Мне стало страшно, я боялся его. Он
молился, а может... Кадила раскачивались, я задыхался от их дыма. Над
головой хор все вел монотонную мелодию. Никогда в жизни я не чувствовал
такого страха.
Отведя взгляд, я принудил себя внимательно оглядеть окружающее. Так,
как будто это вражеская крепость, в которую необходимо проникнуть. Что бы
со мной сейчас не творилось, не здесь ли скрываются виновники того, что
произошло с моей девочкой? При мысли о Валерии во мне проснулась ярость.
Ярость тут же сделалась такой сильной, что ко мне вернулась смелость.
Колдовское зрение помочь мне здесь не могло. Здесь наверняка приняты меры
против подобных колдовских штучек. Оставалось обычное зрение. Глаза
постепенно адаптировались к полутьме. Все мои чувства, не только зрение,
были направлены и напряжены до предела.
Место, отведенное для тех, кто не принадлежит к иоаннитской церкви,
было расположено как можно дальше от алтаря. В конце, по левую сторону
предела собора. Так что справа от меня до самого нефа тянулись ряды
скамей. Слева, вдоль северной стены оставался проход. На возвышении надо
мной громоподобно ревел хор. Впереди, где обрывались ряды скамей, висел,
скрывая большую часть поперечного нефа, занавес, украшенный черными
звездами.
Я подумал, что ничто из увиденного не подсказывает, как проникнуть,
куда мне надо.
Мягкими шагами прошел мимо меня монах. Поверх рясы на нем был длинный
стихарь, расшитый кабалистическими знаками. На полдороге к поперечному
нефу он остановился у плиты, на которой горели свечи, зажег еще одну свечу
и простерся на полу. Пролежав так несколько минут, он встал, поклонился,
отступил на семь шагов и обернулся ко мне.
Я видел такое одеяние на фотографиях. Так одевались те, кто пел в
хоре. Очевидно, его только что сменили, и он, вместо того, чтобы тут же
снять это одеяние, предпочел сперва приобщиться к божьей милости. Когда
монах миновал меня, я направился за ним следом. Между стеной и скамьями
оставалось свободное место. Нависший сверху балкон для хора отбрасывал
такую густую тень, что я едва заметил, как монах проскользнул в дверь,
открывшуюся в ближнем ко мне углу.
Идея блеснула словно молния. Я сел, внешне совершенно спокойный, на
деле же, я был напряжен до предела. Оглядел из конца в конец базилику.
Никто не обращал на меня внимания. Вероятно, священник и служки не видели
меня. Тут все было спроектировано так, чтобы навязчивые язычники мешали
службе как можно меньше. Сквозь громкое пение я слышал шаги монаха, но мои
уши не уловили поворота ключа в замке. Путь был свободен.
А что дальше? Этого я не знал. Да и не особо меня это заботило. Если
меня сразу сграбастают, я турист-остолоп. Выругают и выкинут пинком под
зад. И я попытаюсь найти другой способ проникнуть внутрь. Если меня
схватят когда я достаточно глубоко проберусь в глубины собора - что ж, я
готов рискнуть.
Я подождал еще триста миллионов микросекунд. Я ощущал каждую из них.
Надо дать монаху достаточно времени, чтобы он успел убраться отсюда. И
пока длились эти секунды, я опускался на колени и сгибался все ниже и
ниже. До тех пор, пока меня совершенно не скрыла спинка скамейки. И,
наконец, я встал на четвереньки. Пора! Я поспешно, хотя и не очень быстро,
пополз в залитый тенью угол. Поднявшись на ноги, оглянулся. Адепт стоял в
прежней позе, он походил на мрачное привидение. Прислужники производили
какие-то сложные манипуляции со священными предметами. Хор пел. Кто-то бил
себя в грудь, покидая собор через южный придел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96