Это произошло в 1842
году.
Возможно, причину нужно видеть в ненависти и злобной подозрительности
царского режима ко всему чужестранному - но в 1846 году Лобачевский был
отстранен от должности ректора. Ему разрешили заниматься преподавательской
деятельностью - не более. Убитый горем, он искал утешения в том, что
целиком ушел в занятия математикой. Зрение его слабело. Сын умер.
Лобачевский работал, мечтал и диктовал свою "Общую геометрию". Эта книга,
венец всей жизни, была закончена незадолго до его смерти. Умер он в 1856
году.
Разумеется, он был святым.
- Нет, Стивен, не надо преувеличивать мои заслуги. Я уверен, что
немало и ошибался, и грешил. Но милость господня не имеет границ. Я был...
это невозможно объяснить. Пусть будет так. Мне позволено дальше заниматься
моим любимым делом.
На доске появлялись новые фразы, Янис временами стирал написанное, и
мел скрипел снова. Те, кто знали французский (русский и венгр сочли, что
этот язык им более подходит, чем немецкий), постепенно начали понимать,
что происходит. Лишь я, однако, деля с Лобачевским общее тело, понимал все
в достаточной степени. И по мере того, как росло мое понимание, я все
более ощущал необходимость передать его остальным. Да и время летело.
...Лобачевский отвечает. Нужно торопиться, поскольку, я согласен, что
час поздний, а опасность ужасна (поэтому я вынужден использовать
современную отрывистую манеру разговора).
Когда был получен ответ на последний вопрос, я подозвал
присутствующих к себе. Все они, если не считать Джинни - и сейчас она
выглядела чрезвычайно эффектно, и Свартальфа, сидевшего у ее ног -
представляли собой весьма жалкое зрелище. Усталые, потные, осунувшиеся.
Галстуки либо ослаблены, либо просто сняты. Прически растрепаны. У
большинства в руках сигареты. Я сидел на стуле, глядя на них. Возможно, у
меня был еще более разочарованный вид. То, что сообщил влезший в мое тело
святой, было поразительно. Нет, оно было ужасно.
- Теперь все ясно, - сказал я. - Мы ошибались. Бог ничего не
приказывал своим святым и ангелам. По крайней мере, не приказывал в нашем
понимании. Появление святых обуславливается лишь молитвой. Пастор, вы-то
понимали это и раньше. Но, сознательно или нет, мы все полагали, что
являемся более значительными персонами, чем на самом деле, - Лобачевский
тут же поправил меня. - Нет, для него важно равно все. Но должна быть
свобода выбора - даже для сил зла. Более того, существуют соображения, в
силу которых... Ну, думаю, тут не совсем подходит это термин "политика
фактов". Не знаю, существует ли подобная земная аналогия... Грубо говоря,
ни бог, ни враг не желали бы своими действиями спровоцировать чрезмерно
ранний Армагеддон. В течение вот уже двух тысяч лет они избегают прямого
вмешательства... Э... Территории, небо и ад, взаимно неприкасаемы, и такая
политика в обозримом будущем не подлежит замене.
Наша молитва была услышана. Лобачевский - святой в прямом смысле
этого слова. Он не мог сопротивляться нашей мольбе, да это ему и не
запрещалось. Но помогать нам в аду он не может. Это запрещено. Он вправе,
оставаясь в моем бренном теле, отправиться с нами туда, но лишь как
наблюдатель. Только как наблюдатель, ничего более. Он очень сожалеет.
Помогать нам спастись он не будет. Каждый дух должен идти своим
собственным путем, ибо... Неважно. В общем, в наш континуум и в мое тело
он вошел, преследуя иные цели.
Больян - другое дело. Он тоже услышал наш призыв. Ведь молитва была
так свободно построена, что вполне могла быть обращена и к нему. Далее. Он
не приобщен к сонму святых. Он говорит, что его душа находилась в
чистилище, где душа не может непосредственно воспринимать мудрость
господнюю, не может самостоятельно добиваться своего совершенствования. Во
всяком случае, пока он не взят на небо, но и не проклят. Таким образом,
ему не запрещено принять в борьбе активное участие. Похоже, у него
появился шанс на выигрыш. Он понял, о чем мы просили в нашей молитве.
Понял все, даже то, что мы не высказали словами. И, как и Лобачевский,
выбрал для воплощения мое тело. Но Лобачевский не знал о его намерениях.
Будучи святым, он обладал большей мощью, и успел на какое-то мгновение
раньше.
Я остановился, чтобы зажечь сигарету. Чего мне действительно
хотелось, так это осушить галлон крепкого сидра. Глотка была словно
пересушена и забита пылью.
Очевидно, в случаях, подобных нашему, дух должен поступать согласно
определенным правилам. Не спрашивайте меня, почему. Уверен, что если бы
вам стали известны причины, вы нашли бы их достаточно вескими. В
частности, полагаю, чтобы предохранить нашу смертную плоть от чрезмерного
потрясения. От перенапряжений. Одно из правил вполне очевидно. Больян, не
обладая силой святости, не может создать себе сколь-нибудь пригодное тело.
Помните, доктор Нобу, вы предлагали это недавно. Вероятно, даже если бы мы
приготовили все нужные вещества, он не смог бы воспользоваться ими.
Единственная для него возможность открыть себя людям - это войти в
чье-нибудь живое тело. Есть еще правило, душа не может перескакивать из
одного тела в другое. Она должна оставаться в нем, пока не закончится то,
из-за чего она вернулась на землю.
Больяну нужно было молниеносно принять решение. Мое тело уже было
занято. Правила приличия не позволили ему войти в тело... Э... Женщины.
Если бы он вселился в кого-то, кто не собирался вместе с нами отправиться
в ад, пользы от этого было бы немного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96