- Суржанский я... - губы неожиданно расклеились и так же
быстро сомкнулись.
- Созна-аешься! - c уверенностью прошипел следователь.
- Не такие кололись. Имя, отчество.
- Ираклий Давыдович, - выдавили побледневшие губы.
Партийная совесть поджала хвост и предательски
безмолствовала.
- Социальное положение?
Пошла стандартная процедура допроса, общая для всех
округов страны c территориально-милицейскими формированиями.
Гражданин Суржанский быстро освоился и отвечал на вопросы
следователя более уверенно. Простые человеческие чувства вновь
соединились c партответственной душой, насквозь пропитанной
последними решениями немешаевского партактива.
Дойдя до "Есть ли родственники за границей?", следователь
отложил в сторону ручку. "А к чему все эти формальности? -
подумал он. - Все равно этот тип - участник меньшевистского
заговора. Очень кстати..."
- Слушай сюда, контра, - сказал он. - Если ты мне
сейчас не скажешь, кому, когда, где, при каких обстоятельствах
и за сколько продал самое святое, что тебе доверила партия, я
из-под твоей вражьей шкуры все повытаскиваю и твоим дружкам,
антантским собакам, скормлю. Ты понял, ишак подорванный?
Ираклий Давыдович покорно кивнул и изобразил на своем лице
полное понимание.
- Кому, оленевод твою мать, партийный билет продал? -
еще раз спросил следователь и, достав из кобуры револьвер
системы Смит и Вессон, почесал им затылок.
- Клянусь честью, я не продавал! Я не продавал, гражданин
следователь, слово коммуниста... Понимаете, в среду утром, вы
помните, тогда еще снег шел, такой большой снег, мокрый, билет
у меня был. Я помню, был. Ведь так? Так.
- Ты что мне тут горбатого к стенке лепишь?
- Я не леплю, товарищ следователь.
- Как же не лепишь, когда лепишь?
- Понимаете, в среду утром...
- Нет, этот оленевод меня запарил!
- ...вы помните, тогда еще снег шел, такой большой снег,
мокрый...
- Видимо ты, волчина контрреволюционная, так ничего и не
понял. Ну что ж, придется чистить харю!
C этими словами и прыгающей ядовитой усмешкой на лице
Альберт Карлович буквально вылетел из-за стола и приземлился
рядом c телом контрреволюционной волчины. Тут он вытащил из
кобуры револьвер, крутанул пару раз вокруг пальца и начал
трясти оружием перед потной физиономией Суржанского.
"Будет бить!" - сообразил Ираклий Давыдович и зажмурил
глаза.
Но обстоятельства сложились так, что в тот самый момент,
когда резиновый кулак капитана Ишаченко размахнулся для
стимулирующего удара, дверь кабинета отворилась и на пороге, c
папиросой в зубах, картинно появился выбритый начальник
немешаевского ОГПУ товарищ Свистопляскин. Несмотря на то, что
фамилия у начальника была дворницкая, его очки c серебрянными
оглоблями, сидели на весьма интеллигентных ушах. Весь его вид
как бы говорил: "Я ни разу в жизни не бил человека. А те, кого
бил, ну разве это были люди?"
- Ты подготовил докладную записку? - спросил начальник
управления.
Капитан Ишаченко оправил гимнастерку, вытянулся по
струнке, параллельно линии стояка вешалки и шаркнул ногами так,
что по кабинету пронеслось раскатистое эхо.
- Никак нет, Роман Брониславович, я...
- Пора бы уже заканчивать, Альберт. - Начальник
управления затянулся папироской. - Сам понимаешь, c этими
кооперативщиками пора кончать. А чего тянуть? Дело ясное... Что
тут у тебя? Товарищ Суржанский, вы к нам?
- Вот полюбуйтесь, Роман Брониславович, - тыкая пальцем
в обалдевшую морду Суржанского, сообщил Ишаченко. - Вражина.
Продал Антанте билет партийный.
- Так, так, - сдвигая на лоб очки, удивленно пробормотал
Роман Брониславович и, сделав небольшую паузу, добавил c
радостным вздохом: - Эхва! Очередную, значит,
контрреволюционную сволочь поймали. И когда ж вы, гады,
успокоитесь? А? Ведь бесполезно же. Бесполезно. Сколько вас в
СЛОН, на Вишеру поотправляли... Ан нет, все равно лезут,
вредят.
- Так точно, товарищ начальник, вредят, - вздохнув,
сказал капитан. - Факт на лицо!
- Очень мило! Нормальный ход! - скрипуче тявкнул
начальник. - Мы, значит, уничтожаем остатки контрреволюции, а
вы, Ираклий Давыдович, теряете партбилет? Очень мило!
Нормальный ход!
Ответработника исполкома передернуло от носков до
запотевшего затылка, словно по его телу пропустили
электрический заряд.
- Товарищи, я же ведь сам пришел, сам, - взмолился
партиец, - вы поймите, что в среду ут...
Но окриком "Засохни, плесень!" Альберт Карлович не дал ему
договорить. Повернувшись к начальнику управления, капитан
подробно изложил результаты проведенного им дознания.
Очередная контрреволюционная сволочь, как метко заметил
товарищ Свистопляскин, мурыжила его долго: прилетел этот суслик
час назад. Но кое-что выяснить удалось. Да, пришел этот тип
сам, еще бы ему не прийти. Органы все равно бы вычислили. И не
таких вычисляли. Да, работает, точнее, работал в исполкоме. Да,
потерял партбилет между продуктовой лавкой и трамваем, или
наоборот. Точных сведений он не дает. В горкоме партии билет
был. И в среду утром, когда шел снег, был. И вообще, этот
Суржанский - подозрительная личность, так как толком ничего
сказать не может. Контра, она и в Африке контра. И вот уже
битый час он капает на мозги органам. Признаваться не желает.
Показания дает путанные. Объсняет сумбурно. А сам пришел -
тоже неплохо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100