Чудаковатые градусники, устроенные по системе Цельсия,
показывали минус двадцать. Мороз был такой лютобессердечный,
что творческая ячейка "Светлые стороны в интеллигентской
прослойке" отменила предстоящую лекцию на тему "Свиносовхозы в
борьбе за коллективизацию и культурную революцию".
В этот день, впоследствии вошедший в историю Немешаевска,
как день Собачьего холода, в немешаевской газете "Немешаевская
правда" началась ожесточенная, инспирированная райкомом ВКП(б)
антиалкогольная кампания. Со статьей под заголовком "До каких
пор нас будут спаивать растленные нэпманы?" выступил журналист
Василий Фицнер, который, в частности, писал: "Никто не спорит о
том, что алкогольные напитки и пиво употреблять нельзя. Речь,
товарищи, идет о спаивании растленными нэпманами трудового
населения нашего города. Ничего себе, в центре города без
зазрения совести продается пиво и водка. Ни на грамм нам это не
надо! У этого шинка я даже видел членов кружка "Театральных
критиков". Это до чего же мы, товарищи, дожили на четырнадцатый
год Советской власти?! За что мы проливали свою кровь?! При
таком самотеке мы социализма не построим. Можно c уверенностью
ожидать, что к концу пятилетки сопьются все творческие ячейки
нашего города. Это как же понимать: в наше прекрасное и
героическое время, когда паролем и лозунгом эпохи становятся
слова партийного гимна "Отречемся от старого мира!", нас
клеймят буржуазным лозунгом "Пиво-водка"? Это непорядок. Но
можете не сомневаться, "господа" разгильдяи, пресса
пролетарским словом вскроет это вредительское головотяпство.
Меткие слова найдутся и виновные тоже. Я предлагаю конкретно:
учинить варфоломеевскую ночь c факелами, директивами и
оргвыводами над опустившимися нэпманами, организовав в нашем
городе товарищество трезвости "Даешь деалкоголизацию
трудящихся!" В городе орудует банда корчмарей-вредителей. Кто
за этим всем стоит? Вот вопрос дня. Но кто же, товарищи,
смазывает этот вопрос? Непонятно." В номере была также помещена
огромная, мастерски нарисованная карикатура: человек c большой
головой, лошадиным туловищем, и c подписью, шедшей изо рта:
"Иго-го!", причем лицо этого кобылочеловека очень походило на
слащавую физиономию нэпмана Ключникова. Не без эзоповской
колкости в адрес Петра Тимофеевича, ниже лошадиного туловища
была опубликована непростая агитационная задачка: "Рабочий
человек Советской России состоит из ста триллионов клеток.
Африканский слон, угнетаемый империалистами и антантскими
прихвостнями, имеет в своем теле шесть c половиной
квадриллионов клеток. Сколько нужно выпить нэпмановского пива и
шинковской водки, чтобы жители Немешаевска опустились до
живодерства Антанты?".
Пока подписчики "Немешаевской правды", хохоча, читали
фицнеровские строки, в квартире Ключниковых произошли события,
вследствие которых глава дома пребывал в миноре.
В семье Ключниковых было только два человека -
трогательный добряк Ключников и его дражайшая половина, бывшая
пепиньерка, а ныне - Александра Станиславовна. Семейные ссоры
между Петром Тимофеевичем и Александрой Станиславовной были
обычным явлением: трогательный добряк был страстным
табакокуром, поглощающим в день по две пачки папирос "Норд", в
то время, как запах этого самого "Норда" бывшая пепиньерка не
переносила до такой степени, что, когда чаша терпения
разбивалась вдребезги, Александра Станиславовна запиралась на
кухне и начинала есть, есть и еще раз есть. Чем больше папирос
выкуривал Петр Тимофеевич, тем больше съедала провизии
Александра Станиславовна.
Просмотрев "Немправду" - со статьей и карикатурой -
владелец шинка "Пиво-водка" впал в полное отчаянье. Именно в
такие минуты он отдавал свои легкие во власть никотина и дымил
папиросой до помутнения в мозгах.
- Выдвиженец чертов, развел тут цитатничество!
Товарищество трезвозсти! То же мне писатель-маратель,
репортеришко c поганым именем! - c ненавистью бормотал Петр
Тимофеевич и машинально курил папиросу за папиросой.
Несмотря на то что в горле першило от табака, ужасно
хотелось есть. Поголодав минут пятнадцать, Петр Тимофеевич
застонал, перевернулся на другой бок, затем резко встал c
дивана, стряхнул пепел c пижамных брюк и медленным шагом
направился в кухню.
Кухня Ключниковых была розовой и светлой. На окнах
красовались великолепные батистовые шторы. Шумно кипящий
желтоватый чайник стоял на невысоком керосиновом примусе и,
жалуясь на свою судьбу, просил, умолял и даже требовал, чтобы
его немедленно сняли c огня. Кухонные мухи, чрезвычайно похожие
на отредактированных слонов, церемонились и не ставили свои
лапочки на нежный, свежеиспеченный хлеб. Мелкие коричневые
муравьи по полу не ползали, как это бывает в жактовских кухнях,
ибо пол был чист и свеж, как арктическое утро.
Александра Станиславовна, толстушечка c сорокалетним
жизненным опытом и упитанным байковым лицом, сидела за похожим
на перевернутое каноэ столом и страстно вкладывала в свой ротик
хрустящие дольки картофеля, полегонечку запивая все это дело
портвейном номер семнадцать. Толстушка была так увлечена
противоникотиновой трапезой, что даже не заметила голодного
Питера, который уже около пяти минут слонялся по кухне в
поисках чего-нибудь мясного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100