Но вот в какой-то момент странный человек остановился и,
обернувшись, уставился на противоположный - чужой - берег.
Глаза наполнились той немой грустью, которая характерна для
провинциального актера, потерявшего свой талант в кружковой
самодеятельности.
- Настал тот момент, господа и товарищи, - ни к кому не
обращаясь, сказал человек, - когда исчезает всякий страх и
наступает состояние отупения - первый шаг к действию!
Он развернулся и стремительно зашагал прочь от реки - в
страну, которую час назад хотел покинуть.
Вскоре он был в Киприяновском лесу.
В глубине леса, среди ивняка стоял тесовый домик, из
которого молодой человек выбрался минувшей ночью - в огромной
шубе и необыкновенно богатый. При домике имелись сараи, баня и
небольшой огород. Хозяйство находилось в шести километрах от
границы и в шестнадцати от села Казаку и c высоты птичьего
полета выглядело островом Робинзона Крузо в море
буково-грабовых лесов, раскинувшихся на волнистом предгорье (по
туземному - кодры). В этом медвежьем уголке всегда стояла
такая тишина, какая бывает только на войне перед грандиозным
сражением.
До угара нэпа тесовая резиденция поменяла трех хозяев. Ее
владельцами были и Стефан Ильич Математюк - охотник-живодер c
потрескавшимся от ударного употребления "доброй горилки" лицом,
и Марат Тимофеевич Стреляный - тоже охотник, но c доброй,
неживодерской, душой, и даже известный в свое время всей
республике Псалтырьский Захар Александрович - вредитель-кулак
и социалист без прочных убеждений и паспорта, отбывающий до сих
пор ссылку в местах не столь отдаленных. Понятно, что эта
хибара в лесу была у кулака Псалтырьского не единственной
недвижимостью: он жил c женой и двумя сыновьями в Казаку, имел
добротный рубленый дом, двух лошадей и двух коров, постоянно
держал свиней и нанимал сезонных работников.
На закате нэпа в тесовом домике поселился
лесник-контрабандист Юрий Степанович Тыра. Это был в меру
упитанный человек c русыми волнистыми вихрами, бодрым взглядом
соловья-разбойника, красным, как томат, лицом, и более красным,
нежели само лицо, мясистым носом. В последнее время он
занимался нелегальной переправкой советских граждан и одиноких
догнивающих нэпманов за границу. Делал это Юрий Степанович
по-разному и, как правило, не бесплатно. Простым гражданам он
просто указывал пальцем дорогу, по которой необходимо идти, не
боясь наткнуться на пограничный наряд. Загнивших нэпманов и
средней руки интеллигентов за достаточно большие деньги вел
сам, предварительно договорившись c пограничниками о
необходимой плате за переход охраняемых ими рубежей. А
некоторых, сермяжных, интеллигентов и гнусных, как он
выражался, политических оборванцев, вообще никуда не водил и
ничего им не показывал, так как они ни черта не платили.
Перед Рождеством, когда румынские граждане испытывали
недостаток в украинской горилке и страстно жаждали ароматного
вишневого первача, гражданин Тыра надевал на себя теплую
цигейковую шапку-пирожок, брезентовый балахон, взваливал на
свою могучую контрабандистскую спину тяжелый, в человеческий
рост, мешок c бутылками самогона и осторожно, как если бы это
была невеста, приспособленная почему-то на спину, нес его на
другой берег Днестра. А тесовый домик в лесу оставался без
присмотра.
В тот весенний час, когда солнце еще тяжело лезло вверх,
молодой человек без шубы и в одном сапоге вошел во двор тесовой
резиденции гражданина Тыры. Слабо дыхнув на замерзшие руки, он
тихо постучал в дверь.
Через некоторое время послышался противный скрежет
стальной задвижки, приспособленной еще в смену Псалтырьского,
дверь отворилась и из темноты сеней, словно из лисьей норы,
высунулась сонная физиономия Юрия Степановича.
- Ба-а-тюшки! - воскликнул он голосом папаши, увидевшего
своего отпрыска c фонарем под глазом и без шапки. - Да ты ли
это?
Молодой человек утвердительно кивнул головой, глубоко
вздохнул и прошел в дом. Там было тепло, пахло дымом
светящегося ярким пламенем камина.
Гость подошел к камину, вытянул руки к огню и, глядя на
горящие бревна, негромко сказал:
- Перед вами, Юрий Степанович, несостоявшийся граф
Монте-Кристо и, возможно управляющий коммунальным хозяйством
Старгородского жилтоварищества. Прощание c родиной по форме
номер пять затянулось так надолго, что в конце концов оно
обернулось встречей c нею. Финита ля трагедия!
- Да как же так получилось, Остап? - воскликнул
контрабандист. - Я ведь договорился обо всем. Погранцы были
вежливы. Ты должен был пройти!
- Должен, да не обязан, - c иронией выговорил
несостоявшийся граф. - Отзывчивым румынским боярам и гордым
маркграфам, наверное, показалось мало тех медалей, кои я хотел
им вручить в торжественной обстановке. Господа обиделись, так
как за моей спиной не раздавались звучные марши и громкие
туши... Но все это мелочи, Юрий Степанович, по сравнению c тем,
что я беден как Иов - и не только телом, но и, как говорили
греки, душой. Так что гудбай Атлантика и чертов город в бухте
Гуанабара. Проще переквалифицироваться в те же управдомы или в
председатели скромных жактовских контор, чем искать
воображаемый рай c голубыми экспрессами.
Юрий Степанович со вздохом покосился на гостя и подошел к
небольшому шкафчику, похожему на буфет мебельного мастера
"елисаветинских" времен господина Бомзе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100