Суду захочется вынести обвинительный приговор хотя бы только для того, чтобы увидеть парня остриженным и одетым в чистую тюремную одежду.
Черты лица у Жилля были скорее симпатичные, хотя слишком мягкие, как у мальчика, который никогда не имел возможности и храбрости для драки. Риго рассчитывал увидеть в его глазах презрение и бунт. Вместо этого он увидел отчаяние, подобное тому, которое видел у Ибрагима Слимана, и это его немного смутило.
— Прошу вас сесть,— сказал он подчеркнуто вежливо.— Я ваш защитник, мое имя Эрве Риго. Ваш дядя, Джеймс Монгарнье, поручил мне вашу защиту, и он же платит гонорар.
Баландри выслушал его, как потерпевший кораблекрушение, который, держась за обломки, вдруг замечает силуэт подходящего корабля.
— Я достаточно хорошо знаю ваше дело,— продолжал адвокат.— Так сложилось, что я являюсь также защитником, но по назначению, марокканца Ибрагима Слимана, который был арестован после двойного убийства и обвинен в этом преступлении. У нас есть шансы на удачную защиту, если вы скажете мне правду, всю правду, независимо от того, какова она. Если после всего, что я сказал, вы не захотите видеть меня своим защитником, я не буду на этом настаивать.
Однако лицо молодого хиппи прояснилось.
— А почему я должен не согласиться? Как вы защищаете этого Слимана, так защищайте и меня. Вы ищете правду, а я невиновен. Остается это доказать. Очевидно, для этого вас и выбрал Джеймс. Видите ли, Джеймс и я не принадлежим к одному миру. Он не любит меня, но я допускаю, что честь семьи — для него святыня.
Риго с минуту молчал, приглядываясь к своему второму клиенту задумчивым и внимательным взглядом. Этот парень смеялся над ним, иначе не могло быть. Но делал он это мастерски и со сноровкой, достойной актера. Риго заглянул в дело, чтобы добавить себе уверенности.
— Да, эту же причину назвал мне господин Монгарнье,— сказал он наконец.— Семейная честь и уверенность, что я, защищая вас, докажу вашу невиновность.
Риго намеревался уже развить эту тему, но вовремя удержался.
— Может быть, пока мы не вполне понимаем друг друга. Будет лучше, если вы мне подробно расскажете, что случилось вечером четвертого января.
— Тот вечер...— начал было Жилль и приостановился на мгновение,— это была среда, я провел в постели с Винни — своей подругой, американкой. Я жил в ее комнате почти год. Практически у нас не было ломаного гроша, а тут еще и газ в баллоне кончился. Это была одна из причин, почему мы оставались в постели. Тед пришел сразу после семи вечера, вместе с подружкой Мари-Франс. Тед — это австралиец. Он так же, как и Винни, получает из дома денежные переводы, и мы все по-братски складываем в общую кассу. Тед сказал нам, что сегодня у него тоже пусто в кармане. Конечно, можно было бы взяться за какую-нибудь мелкую работу, но это дало бы нам деньги не раньше, чем через день или даже через пару дней. Мы посоветовались и увидели один-единственный источник возможных поступлений — моего деда, старого Монгарнье. Надували мы его редко, но сейчас был крайний случай. Посчитали мелочь, которая у нас осталась,— едва хватило на проезд в метро и автобусе. К сожалению, не хватило, чтобы я мог взять с собой Винни. А жаль. Летом прошлого года она один раз поехала со мной и очень понравилась старику. Он был тогда щедр. Короче говоря, я поехал один. Мы условились, что я все улажу как можно быстрее. На улице Сен-Андре-дес-Арт есть магазин, открытый до полуночи. Там можно купить новый баллон газа.
— В котором часу вы выехали?
— Это я могу вам сказать точно: когда я садился в метро на станции Одеон, электрические часы на перекрестке показывали без десяти восемь. Я мысленно просчитал, сколько все это займет времени и когда я могу возвратиться. Затем я вышел на станции Порт-де-Сен-Клу. Там несколько минут ожидал автобус номер 136. Автобус идет не очень быстро, и на улицу дес Розес я приехал немного позже девяти, может быть, минут на десять. Дом деда был погружен в темноту, но это меня не беспокоило. Я знал, что Констанция всегда закрывает шторы и двойные гардины. Я хотел уже по-
звонить, когда заметил, что калитка не заперта, а только прикрыта. Это меня немного удивило, но я подумал, что Констанция смотрит телевизор и выйдет запереть калитку перед тем, как пойдет спать. Я обошел дом, подошел ко входу для прислуги и нажал ручку. Дверь была открыта. Я вошел. В доме было темно, как в погребе. Я зажег свет. Выключатель был внизу, возле лестницы, ведущей в кухню. Я заглянул туда, но везде было темно. Я позвал Констанцию. Ответа не было. Только тогда, господин адвокат, я испугался. Я взбежал по лестнице, зажигая по пути свет. Я думал, что, может быть, они пошли к соседям, хотя раньше этого не случалось. Наконец, я добрался до комнаты, где обычно сидел дед, и там... увидел. Бедный старик лежал головой на бюро. Череп его был расколот, как яйцо. Везде лужи крови... Я к нему не прикасался, но видел, что он мертв. Не знаю, откуда у меня была такая уверенность, ведь я никогда в жизни не видел трупа. Я заметил, что ящики бюро были взломаны. Я стал звать Констанцию, выбежал в коридор и открыл дверь в ее комнату. Бедная старушка лежала на кровати со скрещенными руками, нормально одетая, только с задранной юбкой. У нее тоже был разбит череп. Тогда, господин адвокат, меня охватила паника. Я бежал, ударяясь о стены, так хотелось мне поскорее оттуда выбраться. По лестнице я сбегал, перепрыгивая через три ступеньки. Из-за этой спешки я даже споткнулся и оказался в полубессознательном состоянии на паркете. Только это меня отрезвило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42