Впрочем местная
флора-фауна здесь присутствовала в изобилии. На стенах копошились слизни,
те, самые, что умеют превращаться в кровососущие пузыри-упыри. На потолке и
трубах присутствовали, как театральная массовка, незнакомые почки совсем уж
замысловатого вида, состоящие из множества пузырьков, которые слегка
фосфоресцировали и дрожали от каждого звука. Вот такие у меня теперь будут
товарищи-сокамерники, а может, наставники и учителя.
Я опрокинулся на топчан и попытался расслабиться. Какой очередной черт меня
дернул влезть в эту подземную дыру? Конечно, я стал мучительно думать о
том, что сверни чуть влево или вправо, то оставил бы Эль-Халиль побоку
вместе с Саидом и советскими военспецами. И проживал бы сейчас в
каком-нибудь Гонконге или Стамбуле вместе с Лизаветой, а, может быть, и не
с ней, а, например, с Гюльчатай или Чио-чио-сан. Конечно, я променял бы
служение высокому делу на мелкие дешевые радости, но жил бы вполне
счастливо и умер бы в положенный срок с улыбкой промеж щек.
Однако большое дело все время притягивало меня к себе. Сияющие высоты
коммунизма и сияющие низины биологизма. Рядом с этим сиянием всегда
трупаки, начисто лишенные жизненных соков. Меньшим жертвуется ради
большего. Потому что меньшее - якобы гнилое, нездоровое или просто
неважное... А вдруг меньшее окажется поважнее большего? Каким-нибудь
Эйнштейном или Нильсом Бором?
Впрочем, эти почки - классический пример того, чем можно спокойно
пожертвовать. Среди них нет незаменимых. Если даже окажется в их числе
Эйнштейн. Ведь на том же потолке найдутся десятки таких эйнштейнов.
Я подошел к густому ряду почек, расположившемуся на трубе.
- Ну что, будем дружить?
Я провел рукой над ними. Несмотря на их человеческое происхождение, хорошо
чувствовались и теребили меня терпкие пульсации чужого духа, внимательного
и враждебного. Я посадил несколько товарищей по камере на руку. Сразу
заощущал укольчики, впрочем, не страшнее тех, что причиняют матерые комары.
Почки брали мою кровь, и пока было неясно, что они об этом думают.
Можно было прилечь на топчан. Пузырчатые почки непрерывно маячили на
потолке перед моим взглядом. Демоны явственно ощущались, но их вибрации
стали приглушеннее. Нечистые силы насытились и ждали.
Зато каким-то всхлипом пыталось напомнить о себе человеческое начало,
сохранившееся в почках. Ум и чувства были в нем истреблены инстинктами, но
оно могло еще томиться и ощущать свою стопроцентную униженность.
Я неплохо понимал демонов. Многое им казалось в нас достаточно
смехотворным. Не знаю, как там эйнштейны и нильсы боры, но некоторые
услужливые товарищи и эти вот исполнительные куски мяса - особенно вызывали
веселье.
Конечно, демоны шутить умеют. Согласно нашей многотомной истории они всякий
раз облачаются в весьма несуразный телесный материал. У вождя, который даже
в сортир ходил для счастья пролетариата, - гнилая голова; у
генералиссимуса, победившего сто вражеских генералов - оттопыренная задница
и сухая ручка; у недавнего лидера мирового соцлагеря - морда и речь
питекантропа. Но народные массы-то все равно довольны. Они уподобляются
цветочкам, которые радуются, что садовник выпалывает сорняки на их клумбе.
А для него эта радостная бестолковость означает призыв: "Срежь нас".
Я пробовал просочиться сквозь завесу и с помощью верного пси-электрона
внушить гадам, наблюдающим за мной, покой и безмятежность.
Пока старательно медитировал, неожиданно засек шум воды. Настоящей, не
потусторонней. Ага, за стеной бежит-плещется поток. Именно там гонятся по
своему руслу подземные воды! Я подхватил железяку. Только что это даст,
кроме ничего? А если даже ничего? Будем считать, что я просто занимаюсь
физическими упражнениями, оздоравливаю организм.
Я стал долбить стенку сантиметрах в тридцати от пола. Хотя я внушал себе,
что просто развлекаюсь, однако все ж таки размышлял о том, когда эти
пузыристые подрагивающие от нетерпения почки заложат меня. А кроме того
пытался, подставляя себя на их место, успокаивающе рассуждать о будущей их
счастливой жизни на потолках обкомовских дач и трубах цекашных квартир, и
внушать, что просто один странный смешной человек любит ковырять стены.
Кстати, она неплохо поддавалась, эта стена. Влага и так разъела ее изнутри.
Наверное, и цемент военной поры был не слишком качественным. Вполне
возможно, что приличный каратист мог бы раскурочить такую преграду руками,
ногами или просто толоконной башкой.
Внезапно из стены вывалился здоровенный кусок, из-за чего ко мне хлынула
вода. Естественно, холоднющая, хватающая за живое. Она била, как очумелая,
и ее сразу стало по щиколотки. Я вспомнил княжну Тараканову на портрете
живописца. Она и ее верные крысы, спасаясь от наводнения, дружно забрались
на кровать. Сейчас у меня даже крыс нет, лишь почки да слизни.
Я трахнул подкованным каблуком худосочную преграду, и еще кусок стены
отвалился. Вода стала прибывать с меньшим шумом и усилием. А вскоре уровни
жидкости за стеной и в темнице выровнялись благодаря закону сообщающихся
сосудов, принятому незнамо каким верховным советом. И я полез в дыру. Воды
за ней оказалось по грудь - очень неприятная жидкость. Мокрая холодрыга
сводила мышцы и сводила с ума. Дыра вскоре осталась позади слабо мерцающим
пятном, посылающим вдогонку немногочисленные кванты света. Я двигался почти
наугад. Но все-таки в ту сторону, где приметил лужу с нефтяными разводами -
правда, та встретилась этажом повыше. Пару раз я оскальзывался и падал в
какие-то ямки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122