Мы с иракским напарником заторопились, поскольку дама в нашей чисто мужской
компании вызывала законный интерес.
Потом я еще прибавил ходу, потому что в этих криках слышалось столько
искреннего отчаяния, полнокровного ужаса и еще чего-то знакомого по
тональности.
Субтропический лес - это, конечно, не джунгли, однако ночью он был начисто
лишен всякого флера. Просто какие-то помехи-ветки, которые хлещут тебя по
лицу и норовят выщербить глаза, какие-то помехи-корни, что пробуют зацепить
тебя за ногу или устроить подсечку. В общем, все хотят сделать побольнее.
А потом крики вдруг стихли, и мне самому стало жутко от предстоящей моему
обозрению сценки. Совершенно неожиданно мы с Хасаном выскочили на полянку,
где сновал человек с фонариком и ножом в руке - плюс нечто малопонятное,
похожее на огромную тощую обезьяну.
На моих глазах нож воткнулся в обезьяну и остался в ее туловище, впрочем,
та отреагировала неадекватно, то есть схватила человека и стала душить. Тут
уж я сделал рывок и всадил очередь ей в башку. Тварь даже не отпустила
удушаемого. Тогда я взял на излом ее две конечности, одновременно всаживая
колено в твердый бок. Рычаг излома все-таки сработал, и добыча
выскользнула. Однако агрессивный противник тут же взметнулся на меня. Я дал
очередь в упор. Обезьяну шатнуло, но не больше. Это же пули сорок пятого
калибра! Останавливающее действие у них специально рассчитано на самых
напористых!
Я, чуть ли не уткнув ствол в странного неприятеля, выпустил еще одну порцию
свинца, и тут он, наконец, свалился. Вот тебе и обезьянка. У меня из потока
мыслей получился какой-то гоголь-моголь. Я никак не мог взять в толк,
откуда в дружественном Ираке взялись обезьяны такого размера и такой
живучести.
Тем временем чужая добыча судорожно уцепилась за мою руку и я услышал ее
прерывистое дыхание.
- Ну-ну, не стоит благодарности. Все образуется.
Образовалось! Я получил удар в ухо,- наверное от того гада, которого уложил
очередью,- схлопотал, словно дубиной или большой костью. После чего
свалился на землю и наблюдал, как тощая тварь, слегка наклонившись,
опускает мне на живот свою волосатую острую ногу, а из дырок на ее груди
сочится противная густая жидкость.
Первый раз мне удалось увернутся, потому что я почувствовал упругие едкие
волны, идущие от нервных узлов странной обезьяны. Но еще немножко, и
вражеская нога расплескала бы мои потроха.
Однако в предпоследний для меня момент тварь куда-то взлетела, и я понял,
что Хасан успел накинуть ей на шею веревку и вздернуть, используя в виде
рычага толстую ветку. Тут уж я до неприличия остервенело принялся рубить
повисшую фигуру своим штык-ножом. Густая вязкая жидкость так и брызгала на
меня, соплями застывая на лице, куртке, штанах. Когда иракец отпустил
веревку, и тощая тварь упала на землю в совершенно дохлом виде, я
успокоился, с помощью глубокого выдоха выведя из себя лишнее напряжение.
Затем стал знакомиться с дохляком.
Джоди Коновер, убитый в подземелье, выпитый упырями, вновь оживший и
искромсанный нынче на куски. Впрочем, Коновером его можно было назвать лишь
условно. Жировая прослойка в теле отсутствовала начисто, кишечник высох, и
живот практически прилип к позвоночному столбу. Какой-то кощеев отпрыск.
Кожа была не просто коричневой и морщинистой, а напоминала шкуру крокодила.
Там, где я орудовал ножом и пулями, имелись рваные дыры, некоторые из них
успели затянуться веществом, похожим на каучук. А еще можно было заметить,
что в этом человеке нового типа не было крови и кровеносных сосудов,
полости тела заполняла какая-то другая жидкость, которая, очевидно,
переносила энергонасыщенные вещества. Однако перекачивалась она не сердцем,
а, возможно, сокращением брюшных мышц.
Узнал я и человека, спасенного от насильника столь мощными усилиями.
Врачиха Розенштейн.
- Лиза, это твой ухажер, надо понимать? Чего ж ты отказывалась гладить его
по позвоночнику?
На удивление доктор Роузнстайн откликнулась не слезами, не истерикой, а
смешком.
- Тот, прежний ухажер, которого ты отвадил, выглядел куда аппетитнее.
- Уж нет, Сючиц и в подметки не годится Коноверу. Как этот Джоди к жизни
тянется и к тебе... Пошли отсюда, пока он не ожил со словами: "а это еще
все цветочки." Сжечь-то мы его все равно не сумеем, остальные же меры,
боюсь, подействуют неадекватно.
Покинутую стоянку мы искали битый час, в течение которого я бережно вел
американскую докторшу за плечи или за руку. Друг Хасан, поглядывая на нас,
завистливо вздыхал вместо того, чтобы высматривать дорогу. Мне и в самом
деле было приятно прогуляться со старой знакомой, которую благодаря мне не
съели, не трахнули, не пустили на удовлетворение каких-то других
надобностей. По дороге я вспомнил ту старую секс-волну, потому что сейчас
она возникла снова и даже, забурлив, прошибла меня. Впервые за пять лет,
между прочим. Однако сейчас в ней присутствовала и какая-то дополнительная
заводка со стороны дамы, некая торопливость. Но я твердо помнил, что
излишние аппетиты и "скорострельность" всегда вредят совместному
времяпрепровождению, поэтому старался дышать глубже.
Наконец мы расселись на своих долгожданных местах у красноглазых остатков
костра, после чего я протянул давней подружке шоколадку и бутерброд с
колбаской.
- Закуси, тем более, что мне это ничего не стоит. Все равно, харчи у
другого твоего приятеля одолжены, Хулиани, Жулиани, или как там его.
Лиза неожиданно всхлипнула. Довольно горестно. Но как-то чересчур поспешно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122