Папка Лизы лежала в стопке закрытых дел вместе с другими "твердыми"
отказами. Основание имелось: военнообязанная Розенштейн проходила сборы в
частях бактериологической защиты. Липовое основание, никакой допуск к
секретам ей не оформлялся.
На днях приедет энтузиаст Затуллин, а потом кто-нибудь еще вроде него. Рано
или поздно они достанут Лизу, потому что им нужен враг - внутренний, свой,
конкретный и повсеместный, на которого можно свалить все.
Сайко и Бореев, хоть и подгадили мне, как-никак движутся по загадочному
сложному пути. А Затуллин и коллеги вроде него - по тропе тупости,
озверения, по пути скотины и волков. Какая же из двух гэбэшных бригад
получит благословение высшего начальства?
Немного шансов окажется у Лизы и "совенка", если Затуллин со товарищи
станет преуспевать. А ведь нет гарантий, что будет мудрецами типа Бореева
разработана эффективная советская доктрина, включающая совершенную
наступательную идеологию и удачную "симбиотическую" общественную
организацию. Если мы не воплотим хоть пару удачных стратегических идей
вроде оздоровления сельского хозяйства, компьютеризации всей страны или
удара в нефтяное подбрюшье Запада, то настанет темное времечко. Времечко
фашизации. Или распада и ошизения с последующей фашизацией.
Все стало предельно ясно. Я должен любым путем обезопасить Лизу и
"совенка", затем прорываться в ПГУ. Уверен, там требуются трудяги,
преданные делу и зрящие перспективу.


Петя Киянов, который выдал мне папки отказников из сейфа, сидел неподалеку
и неспециально, но все-таки держал меня в поле зрения.
- Что-то надышали мы... Петя, ты можешь открыть форточку и впустить
кислород, не боясь, что влетит под видом мухи американский самолет-шпион?
Пока Киянов занимался скрипящей форточкой, я натужно кашлянул. И под
покровом этих естественных шумов перекинул Лизину папку в стопку тех дел,
которые должны были еще рассматриваться.
Все, назад уже дороги нет, мост рухнул. Я совершил должностное
преступление. Однако ради прогресса.
Закончив с форточкой, Киянов подвалил ко мне. Неужто что-то заметил?
- Глеб, с отказниками ты закончил, надеюсь? Пора их в сейф. А то еще
кто-нибудь зайдет, увидит такую горку. Я вообще обязан каждое дело отдельно
выдавать и забирать.
- Закончил, закончил,- я еле задушил выдох облегчения, переведя его в
объемный зевок.
В новом учетном журнале, в строчке, посвященной Розенштейн, оставалось
сделать другую результирующую запись. И тонко провести заключительную часть
работы.
Вечером, отправив старый журнал в архив, со своими итогами я зашел
доложиться к Безуглову.
- Ну как там, Глеб?
- По "отказам" все тип-топ. Вполне в духе времени - норму набрали. Здесь к
нам не подкопаешься. Но по рассматриваемым делам есть еще недочеты. Пора бы
с некоторыми гражданами определяться. Например, Кричевский, имел допуск по
секретности, который только через год истекает. Дорфман - пять лет всего
как в ракетных войсках отслужил. С ними все ясно - чистый отказ. А вот
Розенштейн нечего мариновать, после мединститута прохождение сборов в полку
гражданской обороны - это несерьезно. Никакого допуска не было оформлено.
Муженек у нее уже там, по идее надо жену с дочкой выпускать - для
воссоединения семьи. Пусть нахлебаются своего капиталистического счастья.
- Может, ты и прав.- Безуглов скрипнул пером в откидном блокноте.- Ладно,
топай домой, но завтра к полудню чтоб была готова аналитическая записка.
Затуллин-то с утра здесь околачиваться начнет.
Андрей Эдуардович мог все испортить. Розенштейн, которую он собирался упечь
на нары, наверняка стала красночернильной записью в его мозгу - в отличие
от головы майора Безуглова, что была замусорена проблемами начинающегося
дачного сезона, ремонтом сарая и поиском дерьма под удобрение для клубники.
Затуллин собирается трепать нас с завтрашнего утра. А приедет в город,
наверное, ночной "Стрелой". Ну, что ж, придется встречать.


Андрея Эдуардовича встречал не только я. Наши предупредительно выслали за
ним "волгу". Я догадывался, что обратно поедут по Жуковского и Маяковского.
Пока приехавший и встречающие неторопливо топали к машине и рассаживались,
я успел проскочить на угол Маяковского и Некрасова. Там в подворотне
поменял номера, напялил клетчатую кепку, прилепил бакенбарды, усы, вставил
по пинг-понговому шарику за щеки. Накладной нос не забыл. В общем, стал
похож на какого-то артиста. А запасные номера для машины хранились у меня
со времени хипиша на даче одного самиздатчика.
Я успел выскочить с Некрасова в самый последний момент. Какое-то чутье
сработало, будто я не только торчал в подворотне, но еще расплывался
чувствительным облаком по окрестностям.
Впрочем, задница черной "волги" уже уносилась. На мое бандитское счастье, в
метрах пятидесяти впереди стопанулся трамвай и она стала тормозить. А я,
наоборот, прибавил ходу, и поровнявшись с ней бортами, резко крутанул руль.
Мой жигуленок поцеловал "волгу" в районе переднего левого колеса и пихнул
ее вправо. Черная машина звонко впилилась в тумбу и, немного поскрежетав
колесами, замерла. Но перед этим ее туша отбросила и застопорила мой
автомобиль, так что необходимо было пошуровать рулем и ручкой скоростей.
Дальше моя трасса прочертила Четвертую Советскую и Суворовский проспект.
Причем удирал я с основательно помятым правым боком. Понятно было, что
водитель в "волге", едва очухавшись, станет наяривать на милицейской
частоте. Большое благо, если он не успел приметить мой номер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122