Я бы назвал это
авангардным оп-артом.
Фильмы о скрытой жизни природы делали ранее незаметное для меня явным и
наглядным. Например, мне в ускоренном виде показывали рост дерева,
путешествие улитки, или в крайне заторможенном - полет мухи, разряд молнии.
Прокручивали кадры, представляющие инфракрасное зрение гремучей змеи, у
которой добыча выглядит пятном с размытыми очертаниями и нескольким яркими
полюсами. Понятно стало, что гремучка воспринимает жизнь крайне обобщенно,
без деталей - просто как еду.
Ознакамливали с любопытными съемками, в которых мир представал в
ультрафиолетовом виде, родном для пчел, где даже сам воздух переливался
мириадами бликов и оттенков, где был заметен след полета и сияли лучи
заоблачного солнца, а обычный цветок рассыпался красками как окошко
калейдоскопа. И сразу сделалось ясно, что пчельник ведет крайне
организованную жизнь, в которой каждой деталюшке-финтифлюшке придается
очень большое значение.
И соитие кита с китихой продемонстрировали во всех подробностях, из чего
следовало, что наши жалкие сексуальные потуги - просто форменное убожество.
Много мне крутили по телевизору такого, что намекало на ограниченность и
серость нашей жизни и, напротив, многоцветие, многосмыслие и продуманность
природы.
На второй день медсестрица Даша повторилась вместе с уколами. На сей раз
она выглядела менее отстраненной, возможно Бореев порекомендовал ей
все-таки подслащать пилюлю моего одиночного заключения. После первого укола
и внедрения транквилизатора в ягодицу, я поинтересовался:
- Дарья, вам никогда не рассказывали на комсомольских собраниях, что на
Западе проводятся соревнования на самую мужественную задницу, которые
собирают самые большие женские аудитории? Если не рассказывали, то зря. Это
ли не яркое свидетельство загнивания мировой системы империализма?
Когда смущенная медсестра склонилась над моей веной, предоставляя обозрению
вырез халата и некоторые полновесные детали тела, болтающиеся ниже шеи, я
напомнил:
- По части бюста паразитическая буржуазия тоже усердствует. Опять-таки
состязания устраивает. Если бы вам не повезло, и вы родились бы в мире
капитала, то могли бы претендовать там на первый приз. Мне лично ваш, так
сказать, бюст нравится куда больше, чем бюсты некоторых выдающихся
товарищей.
И в самом деле, вымя девушки Даши сгодилось бы для ВДНХ. Медсестра
зарделась, но не сказала: "Хам".
- Может, вместе телик посмотрим, Дарья? Намедни мне показывали крупным
планом коитус у товарищей китов, так что в этот раз увидим, наверное,
интимную жизнь носорогов или горилл. Что как-то нам ближе и полезнее будет.
Уход Даши отчасти напоминал бегство. Я же улегся на койку, потому что стало
не слишком приятно сидеть. В прикрытые глаза полился куда более мощный
поток света, чем вчера. И давление на лоб оказалось куда существеннее. Свет
этот распределился какими-то полосами, потом сконцентрировался в нескольких
лучащихся полюсах. Он напоминал беззвучный, но бурный водопад, за стеной
которого двигались малооформленные тени. Я потянулся к нему и... приняв
сокрушительный, но безболезненный удар, превратился в какую-то взвесь.
Минуту я ничего не соображал, меня крутило и вертело, как струйку воды в
турбине Днепрогэса. Затем я себя снова осознал: и сверху, и внизу, и слева,
и справа, и еще где-то. Я даже понаблюдал самого себя в разных позах и с
разнообразными выражениями лица: за столом, во время допроса клиента, дома,
в койке. Во мне протекало сразу несколько потоков мыслей на всякие темы,
накатывали совершенно разномастные чувства, мелькали воспоминания,
мгновенно всплывающие пеной из какой-то затхлой глубины.
Я даже участвовал сразу в нескольких автобиографических сценках. Снова
вымучивал сочинение на вступительных экзаменах в университет, снова изучал
адскую машинку на занятиях в разведшколе, пытался врубиться в строчку из
Имру-уль-кайса в аспирантуре, свирепо устремлялся к Лизе Розенштейн в
лифте, собирался спикировать из окна дома на Загородном, 32, боксировал с
Затуллиным в курилке, думал о геофизике и создателе внутренней идеологии
Борееве, просто отпирал какую-то дверь, протискивался в какой-то автобус,
дул где-то чай, делал еще десяток вещей. Причем это повторялось по
нескольку раз, опять и опять с небольшими вариациями. Моя судьба
расщепилась и ее обрывки вертелись, как белки в барабане.
Кажется, я совсем свихнулся, сшибся с катушек, ошизел, охренел.
Некоторые из тех персонажей, что были раньше мной, несколько изменили
внешность, отрастили вислые усы, нос румпельного вида, клочковатую
бороденку. В моей личной "тыкве" объявились чуждые мне содержательные
мысли. Моментальные картинки воспоминаний всплывали из чужих глубин. Меня
насыщали совершенно несвойственные мне и просто даже диссидентские чувства
- такие, например, как неприязнь к родному государству. Нелюбовь к горкомам
и обкомам, к танково-тракторным заводам. Я святотатственно пожелал
поражения советским хоккеистам на ближайшем чемпионате. Ужас какой
нестерпимый...
Я лихо строчил сочинение на тему, взятую Фимой Гольденбергом на экзамене. Я
палил из "Узи" в какой-то траншее, и передо мной подыхали, гримасничая,
неизвестные мне грязно-смуглые физиономии. Я умело душил какую-то бабу
шарфом в лифте и тащил ее за ноги в подвал. Я валился из окна и
расплескивался по ледяной земле...
Пакостники, мерзоиды. И это называется эксперимент! Они привили мне
шизофрению! Очень удачно и крепко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122