Ведь ни звезд, ни
луны, сантиметрах в двадцати-тридцати ниже подбородка начинается другая
среда - густая и текущая. А под ногами, которые ищут чего-то твердого и
надежного - лишь грязь, скользкая, тянущая и наводящая тоску. Еще время от
времени что-то утыкается тебе в спину или гладит бок, где все болезненно
стягивается и замирает, а подкорка услужливо подсказывает: это кобра хочет
пообщаться, а то, должно быть, подплыл весело скалящийся трупак.
Пожалуй, даже не интуиция меня выручала, а способность ощущать пульсирующую
ауру. Она была особенно тревожной вокруг опасных мест - пощипывала и
покалывала, проникала сквозь кожный покров, заставляя трепыхаться
приемники-нервы. Может, это действовали какие-то лихие электромагнитные
волны, способные влиять на диэлектрики. Может, я стал антенной для самого
Ф-поля. (Во всяком случае, спасибо за такие странности адресовать надо
Борееву, который растормошил мой организм своими смелыми опытами.)
Поскольку я не есмь точный прибор-осцилограф, то ощущал одни пульсации как
тяжелые и редкие, другие - как быстрые и острые. Когда я двигался совсем не
туда, куда нужно, неприятное напряжение распространялось по позвоночнику и
даже кишкам. Словом, я научился довольно прилично пеленговать опасности.
Однако, при всех достижениях, телесное мое естество промокло и продрогло до
самых ядер клеток, прямо до знаменитой ДНК. Плюс тоскливой болью отзывались
руки. Я пользовался то левой, то правой, чтобы придерживать на плече
автомат и вещмешок, но от непрестанного статического напряжения выдохлись,
насытившись молочной кислотой, мышечные волокна.
Я знал, что ночь надо потратить с толком и отвалить как можно дальше. Во
мраке бывшие товарищи не пустятся за мной в погоню, но вот утром надуют
лодку, налядят двухтактный моторчик и понесутся по расходящейся спирали.
Пару раз я отрубался и продолжал пересекать водные просторы на автопилоте,
то есть спал на ходу. При этом видел под сомкнутыми веками фиолетовые и
багровые сполохи, наблюдал то ли лучи, то ли нити, голубоватые и зеленые,
трепещущие, дрожащие и даже жужжащие. Иногда они рассыпались ворохом искр,
а порой какие-то светлячки, слетевшись, образовывали новые ниточки. Во сне
я пытался двигаться вдоль канатика, получившегося из наиболее густого их
сплетения. Если же отклонялся в сторону, то неминуемо спотыкался, хлебал
полный рот тошнючей жижы и - с радостным пробуждением вас. Кстати, первым
делом приходила мысль, что сон продолжается, только стал еще кошмарнее. А
вторая мысль - что не зря все-таки в сказках поминается добрым словцом
путеводная ниточка, проводившая Иванушку-дурачка сквозь мглистую местность.
Наступило утро, но ясности оно не прибавило. Над водами клубился туман. Как
выразились бы граждане столетней давности - поднимались вредоносные
болотные миазмы. Из-за тумана пейзаж искажался и размазывался. Я не
понимал, где тут островок или кочка, а где просто густая водяная взвесь.
Несмотря на неудобства, я был туману весьма признателен: ведь зыбкость и
мнимость очертаний мне на руку и во вред тем, кто пытается напасть на мой
след и накрыть сачком.
Вскоре уровень воды снизился - или, может, уровень почвы повысился - заодно
сгустились заросли тростника, вначале довольно измятые паводком, а потом и
вполне кондиционные. Тростник добросовестно скрывал мою фигуру, и я был ему
за это премного благодарен. Я мог уже повесить автомат на шею и закинуть
вещмешок на спину, заодно снять куртку, рубаху и выжать их, прежде, чем
напялить снова. Ерунда, но приятно, да и рукам отдых, вернее, телесное
блаженство. "Помидоры", правда, по-прежнему мокли в воде, но оставалось
надеяться на их влагоустойчивость. Впрочем, скоро природный фактор
окончательно смилостивился, и воды стало столько, что человек в высоких
рыбацких сапогах мог пройти, как говорится, не замочив носок.
Тростник шелестел где-то уже над моей головой, там и сям попадались водяные
лилии. Впечатление создавалось такое, что бандитский паводок этот уголок и
не тронул вовсе. Туман немного разрядился, край неба подкрасился розовым -
это солнце с усилием проталкивало сквозь влагу свои лучи. Еще немного, и я
увидел кочку, если точнее - сплетение стеблей, покрытое илом, и к тому же
почти сухое.
Я с радостью возложил на кусочек суши свою задницу, приговаривая, что она
этого заслужила. Потом уместил и спину, дабы расслабилась. А там и ноги
втянул наверх, ведь по теории в горизонтальном положении они возвращают
свои силы гораздо быстрее. В конце концов, убедил я себя, если ненадолго
отключюсь - минут на пять-десять - то серьезного ущерба никому не нанесу.
Когда я продрал зенки, солнце давно уже выползло из своего ночного логова и
светило из дымки, довольно приятно, не обжигая кожи, не ослепляя сетчатки.
Верхний слой одежды неплохо просох и превратился на радостях в грязную
корку.
Мне не стало грустно за потерянное время, скорее наоборот. Я напоминал себе
то самое существо, которое, появившись из грязи, вначале имело вид
пластилинового мультяшного человечка, а потом получило гордое имя Адам и
райский сад во владение. Ага, проклюнулось в башке, точка "Адам" - одна из
тех, что, согласно Фиминой тетрадке, также создает энергетический канал...
Ну отвяжись ты, надоедливая ерунда, не до тебя сейчас.
Зрительное внимание впервые привлекла жизнь животных: водомерок, похожих на
каких-то чудаковатых конькобежцев, здоровенных стрекоз, смахиващих на
геликоптеры с десантом инпланетян, некой голубоватой ящерки, приникшей в
охотничьих целях к тростниковому стеблю, рыбки, высунувшей глазок-перископ
для наблюдения надводной действительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122