Всем тем,
чем обычному уму-разуму заниматься недосуг. В обмен мозг требовал только
паек в виде крови, насыщенной кислородом и питательными веществами -
медузоиду тоже хотелось жить.
У этих трех товарищей не имелось сомнений и рефлексий, у них не было
страдающего сознания. Их совестью являлся инстинкт. Это были умные
животные, знающие как выслеживать, загонять, ловить и уничтожать. И
получать от хорошо проделанной работы удовольствие. Борееву бы они
понравились.
Но когда я хотел повлиять на функционирование этой троицы, то понял, что у
меня есть конкуренты. Моих бывших товарищей заселяло множество бесов,
которые и были инстинктами. Вначале я различал их весьма посредственно -
как неприятные дерганные пульсации, потом стал воспринимать невнятное
жужание и треск. "Полоса прозрачности" продолжала расширяться, они стали
более заметными. И более вредными для меня. Бесы были похожи на быстро
вращающиеся колеса или клубочки, и трудно было понять, где у них то, что
можно именовать "руками", и то, что можно назвать "ногами".
Однако они состояли словно из переплетенных мышц, что я вскоре ощутил на
собственной шкуре. Какой-то клубочек, прянув вперед, шандарахнул меня и,
оставив с легкой контузией, скрылся обратно в туман. Потом нокдаун
повторился. Это выглядело хуже, чем схватка под ковром, это была
потусторонняя борьба без нормального пространства, времени, кулаков,
клинков и пуль, борьба атеиста с демонами, плотского человека с тем, чего
не существует.
Надо бы придать демонам форму, пусть даже они резко против. Это осталось бы
благим пожеланием, если бы мой скрытый союзник - светящийся двойник - не
пробил каналов в атмосфере неопределенности.
Мой психический электрон, рванувшись по образовавшимся дорожкам, прочитал
вражью силу, как это делает магнитная головка с информацией на компьютерном
диске.
В итоге я увидел их в привычной сказочной форме. Демоны стали шестирукими
воинами о двух головах и в ярких доспехах. Они пытались изрубить меня
саблями, проколоть копьями, изранить стрелами. Среди них выделялся один, с
головой-многогранником, сидящий на черном слоне - этот командир и направлял
все воинство на меня.
Еще немного погодя поединок стал напоминать битву двух армий шумерского
периода земной истории. На меня наступала тяжелая фаланга. Самые крепкие
воины несли просторные щиты. На них были густо опущены копья, напоминающие
поваленный лес. Впереди бежали "разогревающие" - лучники и пращники,
которые перед началом рукопашной юркнули под щиты. Где-то позади гудели
огромные барабаны.
Мои руки и ноги своевременно расщепились и тоже превратились в воинство: за
экраном оказались возможными и такие цирковые фокусы. Ага, значит я теперь
великий полководец.
Я построил своих бойцов клиновидными группами, которым легче было
перемещаться по неровной местности и врезаться в фалангу, что превращалась
на кочках из стройной прямой линии в извилистую и прерывистую. Во главе
каждого клина стояли мощные воины с тяжелыми топорами для сокрушения щитов
и щитоносцев. За ними двигались бойцы-меченосцы, на их широких плечах
лежали копья тех рядов, что ломились сзади.
И воевал Урук с Уром. Гильгамеш, царь Урука, против Урукагины правителя
Ура. Владычица Иштар против владыки Нингирсу.
Укрепились мощью святой владычицы и волей Энлиля солдаты Урука и, источая
гневный жар из своих ноздрей, рассекли строй бойцов Урукагины, и гнали их,
пораженных Ужасом, и отделяли головы от тел, и преследовали вдоль долины.
Не ведая жалости, летели за врагом, как коршуны за куропатками, чтобы
снискать благоволение богини. И покрылась долина телами, лишившимися
жизненного тепла. Витязь великой Иштар, царь Гильгамеш, связал пленных
локоть к локтю и предал в объятия Нергала всех до единого...
Чекисты-симбионты стали словно надутые теплым воздухом безобидные шарики.
Одного моего дуновения хватило, чтобы их понесло прочь. До свиданья,
дорогие, надеюсь больше никогда вас не увидеть.
В этот момент в головах умных животных возобладали такие мысли: поскорее
домой, в объятия начальства, начальство все поймет и простит, начальство
наградит и облобызает; великий бронзовый Феликс, сокрушитель сильных,
владыка Лубянки, ждет их со своей верховной лаской.
Три получеловека свернули влево и проследовали мимо землянки. Наверное, они
двигались туда, где кончается лес.
В полном изнеможении я сполз на дно своего окопа. В следующие три дня никто
не появился,- ни так называемые враги, ни так называемые друзья. Все это
время я только жрал, спал и выделял, стараясь не под себя. На четвертый
день я поднялся. Вещмешки, которые я до того таскал довольно легко,
показались мне набитыми шумерскими кирпичами. Я вынужден был бросить
останки лани (на самом деле расстался с ней без сожаления, от бедняжки
можно было завоняться самому). Переложил полегчавшие вещи на здоровое
правое плечо, повесил пистолет-пулемет на ослабевшую убогую шею и двинулся
вперед, напевая (про себя) "Выдь на Волгу". Конечно, предварительно, в
целях маскировки забросал землей и ветками следы стоянки и помойки.
Занимался этим для экономии сил по-собачьи, на четвереньках. А в первой же
луже ознакомился со свом портретом, который нынче напоминал дурно
исполненный натюрморт.
Ослабела у меня не только та деталь, которая называется шеей, но и все
прочие. Я это понял спустя пятнадцать минут. А через полчаса я был весь
взмокший от пота, жалкий, как котенок и страдающий от общей импотенции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122