Вокруг было много всяких досок и щепы, так что забота о топливе отпадала сама сабой. А местность надо было осмотреть обязательно.
Везде виднелись следы страшного запустения. Брошенные поля, повалившиеся изгороди, ржавые сельскохозяйственные орудия - все говорило о том, что здесь было большое имение, которое оставлено владельцами на произвол судьбы. Мы нашли на территории имения небольшой пруд и замерли от неожиданности, когда увидели, что под водой устремились к нам десятки рыб.
- Карпы, - восхищенно прошептал Димка. - Видишь, они нас совсем не боятся, наоборот, ждут подачки…
Мне рассказывал однажды Заремба, что в одном немецком имении он видел пруд, в котором развелось много рыбы, и пленные часто, когда их мучил голод, ходили туда и ловили карпов. Димка, видимо, тоже вспомнил эту историю. Он живо сбегал в разваленный дом и принес кусок шпагата. К шпагату привязал самый обыкновенный крючок, каким обычно застегивают шубы и воротники у пальто. Повыше крючка прикрепил к шпагату корочку хлеба.
Эта идея представилась мне до того детской, что я прыснул. Но Димка забросил свою «лесу» в воду, и не успел я опомниться, как он, упершись ногами в берег, уже кричал:
- Помогай, Вася, а то этот барон уйдет!
Карп так сильно рвался, что удержать его стоило большого труда. Мы все-таки выволокли рыбину на берег. Она была чуть не в полпуда весом.
- Вот и ужин сразу на четыре персоны, - смеялся Димка.
Мне такой способ ловли казался просто чудом. На шубный крючок поймать рыбу! Но дело объяснилось просто: привязанную корочку карпу мешал проглотить болтающийся на шпагате крючок, и, чтобы отделаться от помехи, карп проглотил крючок и выбросил его сквозь жабры. Димка натянул шпагат и - карп был наш.
Мне вновь представилась Золотая Долина и то, как мы ловили там рыбу. Каким далеким и прекрасным казалось теперь наше глупое милое детство!
Но хоть мы и повзрослели в неволе, приглушенные крики огласили наш бивуак, когда Димка швырнул еще живую добычу к ногам Белки.
Мы решили, что нам ничто уже не грозит, и остались ночевать в развалинах. Небольшой костерок освещал нашу скво, которая жарила рыбу на углях.
Стемнело. В небе светились звезды. Наши тени дрожали и ломались на остатках стен. Вдруг совсем рядом с нами поднялся шум, и кто-то закричал страшным нечеловеческим голосом.
- Сова, - спокойно проговорил Димка.
Но от этого не стало веселее. Страх сковал нас всех, и в это время из-за стены высунулась собачья морда. Мы все так и подскочили. Собака исчезла.
- Попались! - шепнула Белка.
Обмершие, смотрели мы в тот пролом, где скрылась собака. И вот она снова выглянула.
Левка громко зачмокал губами. Гостья вышла из-за стены и, прижавшись к земле, поползла к Леваке. Хвост ее отчаянно колотился, она повизгивала, всячески изъявляя свою радость и преданность. Левка похлопал себя по колену, и собака прыгнула к Большому Уху, лизнула его в щеку.
Мы расхохотались. Пес, очевидно, был брошен хозяевами. Он обезумел от радости, что видит, наконец, в своем даме живых людей.
Я проснулся от холода. Небо над нами было чистым, и, как всегда на рассвете, сильно посвежело. Костер давно погас. Обильная роса вымочила одежду. Я поднялся с травяной постели, и меня бросило в дрожь. Откуда-то выскочила собака и села против, глядя преданным собачьим взглядом. Первое, что хотелось сделать, - разжечь костер. Но безопасно ли это? Не выдадим ли мы дымом свое местонахождение?
Я вскарабкался на стену и стал оглядывать горизонт проснулся Димка.
- Что ты увидел, Молокоед? - спросил он.
- Ничего.
Покряхтывая от холода, Димка быстро собирал щепочки, чтобы запалить огонь. Он растолкал Белку, попросил у нее спички, и та, не отрывая головы от согревшейся травы, полезла в карман и протянула ему коробок.
- Сейчас нечего бояться, Молокоед, - говорил Димка, разжигая костер. - Не ночевали же они здесь! Опасность придет не раньше восьми часов.
Скоро мы согрелись и тормошили Белку, скрючившуюся в три погибели, предлагая воспользоваться огоньком.
- И что вы так рано поднялись! - возмущалась Нюра, зевая и подставляя огню то один бок, то другой.
А я подсел к Левке. У него все еще был жар. Я завернул ему рубашку и хотел отодрать от живота бинт, но он сморщился, хлестнул меня по руке и прошипел:
- Не надо трогать… А то еще больнее будет…
- Тебе что, больно?
Левка молча кивнул, я в его глазах сверкнули слезы. Я позвал Белку.
- Ты сдавала нормы ГСО?
Она кивнула.
- Тогда ты должна знать, как отдирать бинт от раны при перевязке!
- Надо смочить бинт теплой водой. Я сейчас согрею. Левка отчаянно сопротивлялся, но я все-таки уговорил его сделать перевязку. Белка очень осторожно поднимала бинт, но он до того крепко присох к телу, что бедный Левка шипел, вскрикивал, ругался, пока Белка не оторвала бинт от одной раны. Я невольно зажмурился. На рану было страшно смотреть. Но Белка не обращала внимания на корчившегося раненого и продолжала снимать бинт.
- Найдите мне листья подорожника, - деловито бросила наша скво.
Этого добра росло вокруг столько, что мы с Димкой быстро нарвали по охапке зеленых листьев. Белка накрыла ими все раны, потом вытащила откуда-то новый бинт и, пока мы поддерживали Левку, забинтовала его.
Как настоящая хозяйка. Белка стала беспокоиться о завтраке:
- Принесите воды!
- Я прихвачу и рыбы, - проговорил Димка. - Настраивайтесь на уху.
Он собрал свою снасть, взял кусочек хлеба, котелок и убежал. Как и вчера, вернулся с двумя большими карпами, бросил их на землю.
- В каком магазине покупал? Почем килограмм? - смеялась Белка, принимаясь чистить карпов.
Я снова взобрался на стену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69