- произнес Димка, и трудно было понять, кого он имеет в виду - фашистского ученого или коменданта лагеря.
От леска навстречу нам вынырнула лодка. В ней сидело трое парней, неумело, вразнобой, махавших веслами, отчего лодка виляла то вправо, то влево. До нас донеслись слова песни - гимна гитлеровской молодежи, которую парни громко орали:
Свята Германия и бесконечна…
Лодка подходила все ближе и ближе к нам, и я узнал молодцов из гитлерюгенда. Парни, как и мы, были одеты в коричневые рубашки и такие же короткие штаны с накрепко заглаженной складкой. Вели себя гитлерюгенды очень развязно. Один, толстогубый, с красными прыщами на лице и маленькими глазками, все время держал руку у носа, подкручивая несуществующие усики. Другой, тощий и сутулый, норовил сунуть в глаз монокль, чтобы рассмотреть нас.
- Хайль Гитлер! - дружно закричали немцы, поравнявшись с нами, и, бросив весла, вытянули вперед руки.
Мы промолчали. Тот, что был с моноклем, даже выронил его:
- Вы что же молчите? Или для вас приветствовать друг друга не обязательно?
Мы продолжали молча грести. Тогда толстогубый ударил по воде веслом. Брызги попали мне в лицо. Меня охватила злоба. Я вытащил весло из уключины, да как плесну им в лодку, так что обдал всех водой. Парень с моноклем хлебнул воды и, брезгливо отряхнувшись, закричал:
- На абордаж!
Торопливо гребя веслами, гитлерюгенды погнались за нами. Белка испуганно шептала:
- Вася, да ты что? Улепетывай от них!
Дело принимало нешуточный оборот. Самое главное - я боялся за Димку, не умевшего плавать, и за Левку, который приподнялся на руках и смотрел на шалопаев из гитлерюгенда, как на дьяволов. Димка был бледен, но глаза его сверкали.
Я изготовился и ждал. Молодчики гребли, перебрасывая весла из стороны в сторону. Наконец им удалось направить лодку кормой на нас, я уже видел злобные ухмыляющиеся рожи, когда Димка с силой толкнул лодку немцев веслом. Толстогубый, стоявший во весь рост, опрокинулся и полетел в воду, не удержав равновесия, выпали и остальные двое. Лодка перевернулась, и мальчишки, ухватившись за ее края, отплевывались и пялили на нас испуганные глаза. По течению плыли весла. Я послал гитлерюгендам рукой приветствие.
Мы отъехали уже далеко, а гитлерюгенды все еще купались. Внезапный хохот разобрал нас. Мы уподобились стае гусей, которая, встревоженная чем-нибудь, неистово гогочет и хлопает крыльями.
Вдали, справа от нас, дымили трубы какого-то большого города. Я сверился со схемой и решил, что мы доехали до города Косьцян. Значит, скоро две реки сольются, потом будет автодорожный мост и, наконец, очень опасный, все время тщательно охраняемый, - железнодорожный мост на линии Бреславль - Познань. Около него на схеме Отто начертил крест, что значит: «опасно».
- Устал, Димка? - спросил я. Он молча кивнул.
Я тоже страшно устал. Болели спина и предплечье, избитые и истерзанные в кровь руки были, как деревянные, и стоило большого труда сжимать ими весло. Поэтому мы выбрали подходящее сухое место на берегу, решив остановиться на ночевку. Солнце еще не зашло, и в Косьцяне светилась какая-то крыша - не то собора, не то кирхи.
Когда мы вытащили на берег лодку, ко мне подошла Белка и шепнула:
- А есть сегодня нечего… Остался лишь малюсенький кусочек хлеба и кусок сыра.
- Да… Что же мы будем есть завтра? Белка пожала плечами.
- Ты кипяти чай, а мы с Димкой попробуем половить рыбу. Может, повезет…
Мы накопали недалеко от берега больших жирных червей, и я подумал о том, как готовят их китайцы. Может, они едят их просто так? Посолят и едят. Я взял одного прекрасного, жирного, отливающего синим, червя и поднес ко рту. Но тут же бросил в сторону.
Мы уселись на берегу и стали ждать поклевки. Глаза слипались, невозможно было следить за поплавками на вспыхнувшей вечерней зарей воде.
Меня кто-то дернул. Я поднял голову, узнал Белку.
- Много наудил во сне? - со смехом спрашивала она.
Я увидел, что солнце давно село. Димка, скорчившись, спал над удочкой.
Жалкий улов - двух небольших плотвичек и окунька - я отдал Белке. И только потянул удочку, чтобы уходить с реки, как у меня что-то забилось на леске. Налим! Ура! Большой налим весом в полкилограмма!
Мы подошли к Дубленой Коже. Он, бедняга, спал до того крепко, что едва удалось разбудить его. У Дубленой Кожи на кукане, оказались четыре плотвички да два небольших налима…
- Эх, картошечки бы сюда! - со вздохом проговорила Белка, кладя очищенную рыбу в котелок.
- А я знаю, где можно взять картошку…
Не успел я ответить, как Димка растворился в темноте.
Через полчаса, показавшиеся нам вечностью, - мы боялись, что Димку схватят, - он вернулся и выложил из своих карманов полкотелка картошки.
Хорошо поужинав, мы уснули там, где сидели. А на утро пораньше, когда еще только-только различались клубы дыма над Косьцяном, двинулись в путь.
Река продолжала жить своей жизнью. В голубой выси курлыкали журавли, отправляясь, подобно нам, в далекий путь. Белые бабочки то и дело пересекали реку. У отмелей что есть силы верещали кулики. Иногда над головой поднималась скола и летела, высматривая добычу.
Река делалась все оживленнее. Носились взад и вперед катера и моторные лодки, и при виде каждой сердца наши замирали. Но никому не было дела до каких-то мальчишек. Мы миновали ответвившийся влево приток и вскоре увидели, что через реку проходит мост. Это и был, наверно, автодорожный мост. По нему нескончаемой вереницей шли автомашины, и единственный полицейский еле успевал пропускать их. Мы въехали под мост и, подгоняемые страхом, быстро удалились от него.
Вечерело. Солнце закатывалось, и в его последних лучах сверкали рыжие волосы Белки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69