- возмутился Левка. На глазах у него появились слезы. - Надо бы взять его с собой.
- Он бы не поехал, - предположил Димка. - У него сейчас, наверно, такая ненависть к фашистам, что он ждет не дождется, когда сможет им отомстить!
- Значит, не все в Германии фогели и паппенгеймы? - удивилась Белка, обводя нас своими голубыми васильками. - Есть и такие, что ненавидят Гитлера?
- А ты как думала? Считаешь, госпожа Бреннер любит Гитлера? Да она измолотила бы его тяпкой за то, что он дает одним наживаться, а других превратил в рабов!
Мы с Димкой гребли изо всех сил. Я все время оглядывался назад, вправо, где должен был, по словам Отто, открыться приток Варты. Но болотистая равнина, покрытая редким леском и высокими камышами, тянулась и тянулась без конца и края. Ни одного человека, ни одной избушки… Казалось, мы плыли по какой-нибудь Амазонке, где на сотни верст никого не встретишь.
Действительно, все здесь походило на Южную Америку, хотя у меня были самые отдаленные представления о ней. Солнце жгло не по-осеннему жарко. Высокие камыши и тростники, стеной окружавшие берега, застыли в неподвижности. Однако там все время слышалась жизнь: то утка крякнет, то еще какая-то птица, то вдруг змея прочертит по блестящей тихой воде едва заметный след.
Вдоль берегов тянулись зеленые пятна кувшинок, и Белка уже ловила в воде белые лилии и бросала их в лодку. Левка вскинул на нее плутоватые глаза:
- Хоронить меня собираешься? Не похоронишь! Я дольше тебя проживу.
- Ты что это, Левка? - шлепнула Белка парня по руке. - Тебя, можно сказать, жениться везут, а ты про похороны.
- Мы сначала тебя замуж выдадим. За какого-нибудь Молокоеда…
Я с интересом посмотрел на Левку. Он ожил. Сидел на носу лодки и, весело блестя черными очами, смотрел на проплывающие мимо пейзажи. Каждая мелочь вызывала у него неподдельный восторг. Он восхищался и речкой, которая не текла, а застыла, как зеркало, и утками, выпархивающими почти из-за каждого поворота, и даже лягушками, таращившими на нас большие выпуклые глаза.
- Рыбак! - вдруг воскликнул Левка, кивая на лодку, приткнувшуюся к камышу.
В лодке сидел старый немец в истрепанном картузе, а перед ним лежали четыре удочки, красные поплавки от которых стояли в воде.
- Вы зачем лодку Штрауса взяли? - громко спросил немец.
Что еще за Штраус? И как этот рыбак узнал лодку? Но я быстро, не дав ему что-либо заподозрить, нашелся:
- Господин Штраус дал ее нам…
- А почему?
Я взглянул на Белку, на Левку в венках из лилий и ответил:
- Мы решили лилий нарвать…
- Да, лилии здесь чудесные, - отмяк старик. - А вы кто будете?
Я перестал грести, чтобы старик не подумал о том, что мы беглецы:
- Мы его родственники.
- Вот как! - улыбнулся беззубой улыбкой старик. - Это что же - вы его сестры Герты дети?
- Да, да, - крикнул я и, видя, что у старика клюнуло и он схватился за удилище, снова начал грести.
Я быстро свернул вправо, где, как мне казалось, был приток Варты. Лавируя между кочками и камышами, мы стали продираться к чистой воде. Вдруг весло зацепилось за кочку, и лодка сильно накренилась.
- Тише! - вырвалось у Димки, который сидел на корме ни жив, ни мертв. - Так, пожалуй, еще опрокинешься, - уже спокойно добавил он.
Черт знает, что за река! Без берегов, без течения. И направо, и налево - везде видны только тростники, а между ними на том же уровне стоит вода, неподвижная, как лужа. И плыть по ней - мука. Весла все время цепляются за траву, так что гребешь, гребешь, а продвинуться удается на шаг…
Я угодил, наконец, в такую кашу, что, как ни греб, лодка стояла на месте. Отер рукавом пот с лица, растерянно проговорил:
- Приехали…
Сколько хватало глаз, везде река была затянута элодеей, этой водяной чумой, которая, попав в воду, растет до тех пор, пока не обратит весь водоем в болото.
После короткого совещания мы повернули обратно. Когда выплыли вновь в Обру, я упарился до такой степени, что не мог грести. Спина болела, на руках вздувались и лопались волдыри. Кровавые мозоли на обеих ладонях были мучительны.
- Погребешь немного, Димка?
Я пересел на корму, Димка взялся за весла. Лодка пошла быстрее, и к полудню мы выбрались к тому месту, где Обра сливается с притоком Варты. Я круто повернул веслом, и лодка устремилась на восток.
Вокруг так же, как на Обре, возвышались плотные стены тростника. Солнце уже склонялось к западу, и с левой стороны под ними была глубокая тень. В воздухе появилась масса комаров, которые просто посходили с ума. Они жалили нас не только в руки и лица, но умудрялись впиваться жалами сквозь рубашки. Противный звон все время слышался над нами, и когда я поднял глаза вверх, то увидел словно пляшущую и звенящую тонкую паутину.
Вдруг послышался стук мотора. Из-за камышей вынырнула мчавшаяся за нами моторная лодка. Димка испугался и стал грести сильнее, но я его остановил:
- Не греби быстро. Все равно от них никуда не уйдешь, а подозрение вызовешь. Подъезжай вот к этим тростникам.
Мы подчалили, и я, взяв в горсть тростник, положил его под себя. Не торопясь, собрал удочку и забросил.
- Ну, как, клюет у вас? - крикнул из моторки, поравнявшись с нами, молодчик в военной форме.
- А мы еще не ловили, только пробуем, - ответил я.
Военный что-то проговорил другому, сидевшему у руля, и оба громко захохотали. Весельчаки проехали, и у нас отлегло от сердца - пронесло!
Вдруг поплавок потянуло вниз, я схватил удилище и почувствовал, что клюнула большая рыба.
- Клюет!
У Левки вспыхнули глаза. Схватившись за борта, он даже приподнялся.
- Поводи, поводи ее, Молокоед! - шептал Левка. - А то оборвется.
Я вытащил красивого, темно-зеленого, с красными глазами, линя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69