Георгий наверняка перебил бы его сейчас, для отвода глаз указав на неточность или неполноту анкетных данных.
Именно так это называется.
Да разве же с буровых участков началась трудовая деятельность молодого специалиста?
Разве не с лунинского НИИ?
И тут уж Гею нечем было бы крыть.
И пока Алина молча карабкалась по тропе, Гей решил для успокоения Георгия уточнить кое-какие детали автобиографии, чтобы в анкету, которую он, самоповторяясь, воссоздавал как бы попутно, не вкралась ошибка.
Это может называться и так.
А может и совсем иначе.
Анкета, как сказал уже не Георгий, а один знакомый Гея, - кстати заметить, театральный критик, поэтому к его весомому слову имеет смысл прислушаться особо, - анкета есть зеркало души.
Значит, сел, заполнил параграфы и пункты - и вроде как заглянул себе в душу.
Совсем не исключено, сказал тогда Гей этому критику, что глубина взгляда в свою собственную душу зависит от почерка.
У людей с четким почерком должна быть ясная, чистая душа...
Разве не так?
После этого, но не сразу, конечно, критик попросил у Гея его рукопись как бы затем, чтобы проникнуть в творческую лабораторию, именно так это называется, а затем и в душу глянуть.
Гей писал тогда брошюру, в которой пытался рассмотреть некоторые негативные проблемы, так называемой массовой культуры. В его распоряжении, как ему казалось, был интересный социологический материал, связанный, в частности, с песенным творчеством Аллы Пугачевой.
И он дал критику свою рукопись, в которой синяя, красная, и также другого цвета вязь письма была похожа на сплетение вен и артерий, пронизанных капиллярами правки.
Когда критик вернул рукопись, Гей увидел в ней черные жирные подчеркивания.
Это и были тромбы.
Что же касается уточнения кое-каких деталей его автобиографии, то именно лунинскому НИИ Гей был обязан знакомством с Алиной. Буровые участки дали ему квартиру, в которой он и Алина стали мужем и женой, это правда, с буровыми участками, таким образом, связано возникновение той самой ниточки, которая в конце концов связала и Адама с Евой. Но если бы не было лунинского НИИ, куда он и получил направление как молодой специалист, не было бы и буровых участков...
Об этом НИИ он писал сначала так.
Лунинск, 1960 год
Институт не понравился - двухэтажное деревянное здание, калькирование обветшалых карт и схем...
По заведенному обычаю мне большего не полагается, я зачислен лаборантом, хотя и старшим.
Оклад соответствующий - 85 рублей.
Стоило ли пять лет учиться в самой Москве, в государственном университете? - этот вопрос я читаю в глазах отца и мачехи, у которых опять я живу на Новой Гавани...
В небольшой комнате, стол к столу, сидят шестеро сотрудников НИИ.
Да, я сотрудник. Сопричастен труду?
Именно так это называется.
Руководитель нашей группы, лысый, крепко сбитый мужик по фамилии Лунцев, пишет, пишет что-то, кажется, переписывает откуда-то, потом уходит куда-то, возвращается, строго поглядывает на нас, троих вассалов, пишем ли мы, а мы, конечно, пишем, начинали писать, едва лишь он появлялся, точнее, мы переписываем что-то откуда-то, и это переписывание, копирование, калькирование называется научной, творческой работой, Лунцев так и говорит:
ЭТО РАБОТА НАУЧНАЯ, ТВОРЧЕСКАЯ, ЗАРУБИТЕ СЕБЕ НА НОСУ.
Я делаю соответствующие зарубки.
И смотрю на Чернова и Белова.
Не знаю, делают ли они зарубки, но пишут, пишут и пишут...
Чернов - женатый немолодой человек без специального образования, пришел в институт с комсомольской работы, где-то куда-то его не выбрали, то есть не переизбрали. И потом трудоустроили, именно так это называется. Дали такую же ставку старшего лаборанта, как и мне. Коллега по науке.
Белов - женатый немолодой человек без специального образования, как он попал на лаборантскую должность - пока не ведаю. Тоже коллега.
Они пишут, пишут и пишут...
Переписывают.
Потом копируют, калькируют...
Я начинаю догадываться: чтобы начать наукой заниматься, надо сначала переписать, скалькировать, скопировать все то, что было переписано, скалькировано, скопировано в другом, третьем, четвертом НИИ...
Остальные двое в комнате - это уже другая группа, руководитель Гожеляко, полный глыбоподобный, все пишет и пишет, и его МНС Олег Жмутский - сухонький, щупленький, седенький, с тихим голосочком, и тоже все пишет и пишет...
Этим двоим куда труднее заниматься наукой, чем нам, четверым. У них всего четыре руки, а у нас - восемь!
Теперь понятно, сказал себе Гей, почему бумага стала острейшим дефицитом, хотя мы строим новые целлюлозно-бумажные комбинаты, хотя мы сводим на бумагу целые массивы чудесных лесов.
Один пишет, переписывая, а потом другой переписывает, думая, что пишет.
И нет конца этой работе, которую Лунцев называл научной, творческой.
Он, конечно, был прав только наполовину.
Такую работу следовало называть еще и исследовательской, потому что здание, в котором писали, то есть переписывали, называлось научно-исследовательским институтом.
Вот где была промашка Лунцева!
Вот почему он засиделся в кандидатах наук, хотя с его хваткой вполне мог стать и доктором, а почему бы и нет?
Да, но имел ли какое-нибудь значение, в частности, для будущего Гея его спор с одним из МНС, который вскоре случился?
Гей не знал теперь, стоило ли его воссоздавать, этот спор, затрачивая на него дефицитные атомы и молекулы.
Из них, возможно, удалось бы построить кристаллическую решетку совсем другого момента, скажем, хотя бы один вечер, проведенный Геем в городской читалке, размещавшейся в бывшем купеческом особнячке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139