Кстати, ему это сравнение понравилось.
Историческая память, материализованная в аллергию...
Нет, в самом деле, неплохо! - думал Гей.
В Японии возникло движение, которое получило название ядерной аллергии.
Хорошо бы, думал Гей, такому движению возникнуть во всех странах мира без исключения.
В сущности, самых разных фотографий накопилось в Красной Папке так много, тяжесть их стала до того ощутима, что Гей и сам уже прикидывал, а не сдать ли их в какой-нибудь музей.
Впрочем, для этой цели годился только один музей.
Города Лунинска.
Однако и туда могли принять лишь отдельные фотографии.
Например, ту, где на фоне Гонной Дороги была запечатлена шеренга заезжих, пардон, известных творческих работников с Бээном в центре шеренги.
Кстати, эта фотография в музее Лунинска уже была.
Копирайт. Коля Глянцевый.
Правда, и еще одна фотография из необъятной фототеки Гея оказалась в музее Лунинска.
На ней был изображен обоз переселенцев.
Точнее, это были старообрядцы.
Раскольники.
А если говорить еще точнее, это были политические ссыльные.
Екатерина Вторая императорским указом всемилостивейше позволила лучшим людям России вернуться в Россию из Польши, где они были в изгнании полтора века.
Но в Россию не Центральную, упаси боже, где сто пятьдесят лет назад жили эти русские люди, свято чтившие Веру, в том числе и образованная знать, а в глубину Сибири, на вымирание.
Так что декабристы пришли уже в обжитые места.
Старообрядцы, считал Гей, были своеобразными первыми декабристами.
Георгий, естественно, полагал, что это политическая ошибка Гея, хотя сам Гей видел в такой параллели справедливую оценку духовного начала русского человека, который испокон века шел на физические лишения во имя высокой идеи.
При этом Гей, разумеется, был противником идеализации старины, патриархальщины, славянофильства и уж конечно монархизма, дьявол бы его побрал, хотя кое-кто из социологов даже в наше время склонен впадать в такой архаизм.
Впрочем, это может называться иначе.
Но неужели все, абсолютно все сгорит, испарится в ядерной войне?! В том числе и Красная Папка...
Случайный посетитель архива мог найти в Красной Папке не только фотографии.
Там были, как уже ясно стало, и кое-какие другие материалы.
В частности, записи Гея.
Уроки графомании, как считал Георгий.
Ну да и сам Гей был достаточно умен и одарен, чтобы не считать свои записи ни умными, ни талантливыми. И он отшучивался, отвечая, что в этой Красной Папке останется бесценный материал для тех критиков и литературоведов, которые умудряются делать монографию или кандидатскую, а то и докторскую диссертацию на одном только названии того или иного произведения.
Ну а кроме всего прочего в Красной Папке были еще и высказывания Пророкова.
Как особый всеобъемлющий жанр!
Например, он однажды высказался так:
НАС ГУБИТ СКЛОННОСТЬ ЗАМЕНЯТЬ ДЕЛО РАЗГОВОРАМИ.
Хорошее высказывание!
Поначалу Гей даже не предполагал, что это высказывание Пророкова есть не что иное, как сокращенное высказывание Ленина...
И тут раздался звонок телефонный.
Под ложечкой екнуло у Гея...
Аппарат стоял в машине Алины.
- Ради бога, не поднимайте трубку! - взмолился Гей.
Она усмехнулась:
- Наверно, меня разыскивает невеста, моя лучшая подруга...
Гей покачал головой, на трезвонивший телефон глядя:
- Нет, это звонок не женский! Это звонит Мээн...
- Из машины моей лучшей подруги, то есть невесты...
- Да, он у нас не промах! - теперь усмехнулся Гей.
- Разве что по этой части...
- Вы давно его знаете?
- Да неужели Мээна понять нельзя и с первого взгляда? Уж примитивное, чем эта маска, не бывает...
Телефон трезвонил, казалось, еще неистовее.
Гей помолчал, а потом сказал тоном адвоката:
- Увы, не во всем он виноват сам! - Еще помолчал, как бы взвешивая то, о чем сказать хотел, и произнес: - Я вот прикидываю даже, нельзя ли вывести из него, то есть создать, образ положительного героя, который преодолевает в себе некоторые негативные черты, заимствованные, так сказать...
Телефон умолк, словно прислушиваясь.
- Создать или воссоздать? - уточнила вдруг Алина. - То есть из атомов и молекул, как говорил Адам.
- Ну-у... - замялся Гей. - А вам разве не все равно?
- Нет.
- Вы же человек не творческий, - уклонился Гей от прямого ответа. - Вы из племени читателей, а читатель у нас, как говорят и пишут, широкий, массовый...
- Кто говорит и пишет?
- Критики.
- Им теперь придется пересмотреть свое кредо, точнее - обрести его, выработать. В соответствии с новыми требованиями.
- Что вы имеете в виду?
Телефон снова зазвонил, но уже не так настойчиво.
Алина помедлила с ответом, сосредоточенно глядя на дорогу.
- Это же ясно, - сказала она, - что имеются в виду требования времени. Она пожала плечами так, будто речь шла о чем-то очевидном.
Телефон опять перестал звонить.
Гей дыхание перевел.
- Да, но требования уже были определенно и твердо высказаны давно, сказал он. - И в тысяча девятьсот семьдесят втором году, когда вышло постановление ЦК "О литературно-художественной критике", и в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году на июньском Пленуме, когда обсуждались идеологические вопросы.
- Я знаю. Слежу за прессой... - Она улыбкой как бы его упрекнула, что он ее недооценивает. - Но теперь, во-первых, сделаны высказывания еще более определенные и твердые, а во-вторых, и это самое главное, самое важное, эти требования не столько директивный характер имеют, сколько жизненный.
- Как вы это понимаете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139