И не долго думая, подчиняясь чужой воле, затопил, навеки скрыл под водой почти всю нынешнюю нефтеносную провинцию. Вместе со всеми делами Пророкова. С его буровыми станками, трубами, скважинами. Хотя нефть и газ этого региона Сибири были уже не только в теоретических предсказаниях академика Губкина. Они существовали на самом деле. Их уже вскрыли в иных местах.
Вот в чем великий секрет!
Мы были гражданами, людьми одной державы, Пророков и я.
И делали общее дело.
Все мы стремились вперед, только вперед!
И кто-то, наверно, считал, что мы движемся единым фронтом.
Но даже если предположить, что мы были едины в своем движении, все же нельзя хотя бы теперь не признать, что наши фланги оказались открыты.
Мы незаметно потеряли связь между собой и вскоре пошли навстречу друг другу.
Как две противоборствующие силы.
И вот Пророкову теперь, судя по всему, любопытно было узнать, о чем я разглагольствовал там, на Сибирском совещании, нынешней зимой. Он хотел взглянуть на текст моего выступления: можно ли было его признать как основание для выдачи мне индульгенции?
Я сник.
И я даже подумал, что не имею права показываться без текста на глаза Пророкова.
Но мой спутник, следуя, вероятно, каким-то протокольным правилам, уже устремился вверх по трапу, едва лишь его приткнули верхним концом к двери самолета, однако тотчас, вспомнив про меня, поспешно вернулся и, нетерпеливо улыбаясь, бережно подталкивая впереди себя, повел меня в поднебесную высь.
Ступенька за ступенькой, незаметно я проникался каким-то неведомым для себя чувством.
И когда мы достигли наивысшей точки своего великолепного вознесения на виду у аэродромной прислуги и шофера, преображение свершилось полностью.
В дверях я столкнулся с пилотом, а может, со штурманом ли механиком, но я только машинально отметил присутствие на моем пути этого человека в синей униформе и даже не подумал посторониться, возможно, потому, что синее пятно как-то враз отодвинулось в сторону, словно это была легкая штора, которую невесомо отклонило ветром.
Потом, уже в проходе из тамбура в салон, проплыла перед глазами синяя пилотка стюардессы, как раз на уровне моих глаз, и поэтому было такое ощущение, что пилотка плавала в воздухе сама по себе, и, когда ее не стало на моем пути, я сразу увидел Пророкова.
Он сидел в переднем ряду, с краю.
Он только тут и мог сидеть.
И его не нужно было разыскивать взглядом по всему салону.
Но мне показалось, что ему тут совсем не хорошо, в этом лучшем самолетном кресле.
Как ни странно, он чувствовал себя неуверенно.
Даже беспомощно.
Может, устал от полета.
Или еще почему.
Все-таки, что ни говори, он был не у себя дома.
Эта мысль мелькнула у меня в то мгновение, когда я увидел Пророкова, еще не успев шагнуть к нему. И пока сам он еще не замечал меня. Пока гибкое тело стюардессы разделяло нас - пилотка с головкой уже уплыла в сторону, а тело еще не успело. Какой-то миг!
Но вот черное кожаное мое пальто обозначилось у входа в салон, и Пророков тотчас глянул в мою сторону.
Я рывком протянул ему руку.
Мне хотелось, наверно, скорее помочь Пророкову.
А он смешался.
И руку протянул мне машинально.
Она была вялая.
Может, он принял меня за кого другого?
Сдуру я вырядился во все кожаное, черное, и перепутать меня с кем-то было немудрено.
Однако он сразу же, конечно, узнал меня.
И улыбнулся.
Сначала в улыбке его отразилось смущение, а затем уже - радость.
Он так никогда не улыбался мне!
- Ты чего там понаплел? - с мягким укором спросил он меня без всякого предисловия.
- Где? - растерялся теперь я.
- В своем выступлении.
- В Сибири, что ли? На совещании? - для чего-то уточнил я, хотя и без того все было ясно.
Ну, - совсем так же нукнул Пророков, как нукали в его области.
Судя по всему, я плохо управлял мышцами лица, предоставляя их воле своих эмоции.
Стыдно себе представить, до чего же, вероятно, тошно смотреть на такую физиономию...
Улыбка Пророкова на нет сошла с лица, словно улыбнулся он мне по ошибке.
Освободив себя от ремней самолетного кресла, Пророков грузно поднялся, молча сунул руку тому человеку, который повышал в столице свою квалификацию, и двинулся к трапу.
Все еще не понимая толком, что со мной происходит и как мне надо бы поступить единственно возможным в данной ситуации образом, я покорно пошел вслед за ним, как за гипнотизером.
- Я не поняла, - снова усмехнулась Алина. - Будущее или прошлое воссоздаете вы из этих самых... как их... атомов и молекул?
Гей поднял бокал и посмотрел сквозь него на просвет.
И тоже усмехнулся.
- Будущее из прошлого, - сказал он.
Бог ты мой, говорил себе Адам, но ведь когда-то, лет двадцать назад, Ева казалась ему воплощением чистоты, красоты, нежности, верности, святости и всего такого прочего, хотя он жил с нею совсем не просто.
Адам знал тогда, что любит Еву.
Он был от нее без ума.
Впрочем, он точно знал и теперь, что любит свою Еву, более того, ему часто казалось, что любит он ее ничуть не меньше, чем тогда, двадцать лет назад, напротив, любит сейчас куда сильнее, осмысленнее, хотя, как ни странно, временами она теперь не воспринималась им ни чистой, ни красивой, ни нежной, ни верной, ни святой.
- Тебя словно подменили, причем произошло это на моих глазах, но скрытно от меня, и после такого превращения от прежней Евы ничего не осталось, кроме цвета волос, и ты поэтому перекрасила их, стала фиолетовой, чтобы метаморфоза была полной, - говорил он Еве задумчиво, отрешенно как бы.
- Ты просто перестал меня любить, - отвечала она привычной формулой, отвечала тоже как бы задумчиво и отрешенно, однако вполне язвительно, зная прекрасно, что это неправда, и тем самым раздражая его и уходя от разговора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139