Гошка сказал, что американцы первыми применили такую пульку.
Везде они первые...
Что ж, пусть пеняют на себя.
А потом, в день рождения Гея, сын-солдат приволок в газетном свертке гильзу от снаряда, всего-навсего.
Гей глазам своим не поверил.
Огромная гильза!..
Тяжелая гильза.
Золотая гильза.
То есть, конечно, не из чистого золота гильза, но как бы золотая.
Золотистая.
Словом, из цветного металла.
Гей не знал, из какого именно, это и знать ему не положено.
Он понял самое главное, когда гильзу увидел, что между нею и Бээном существует прямая связь.
Гильза и Бээн.
Бээн и гильза...
Связь была настолько очевидной, что Гей даже подумал: вот эту связь и следовало сделать композиционным началом той антивоенной книги, над которой работал теперь Гей.
И он так увлекся гильзой, что даже поблагодарить Гошку толком не успел.
Стало быть, гильза и Бээн, размышлял Гей, сидя на траве, поодаль от КПП.
А вся семья сидела рядом вокруг скатерти с едой. Начинали всегда с еды, когда приезжали к Гошке. Незаметно и сами наедались, пока Гошку кормили в шесть рук. Впрочем, иной раз так долго приходилось его ждать из-за КПП, что и сами становились голодными.
И вот Гей, получив такой необычный подарок, даже про еду забыл.
Да и Гошка ел вяло, на отца с тревогой поглядывал.
А отец сидел и вертел в руках гильзу.
Свет клином на этой гильзе сошелся.
Бээн и гильза, думал Гей...
О том, что каждая девятая пуля, выпущенная в фашистов во время Великой Отечественной войны, была отлита из лунинского свинца, то есть из свинца, добытого на рудниках Лупинска и выплавленного на стареньком, еще добээновском заводе в Лунинске, говорить и писать можно теперь открыто.
Никакого секрета в этом нет.
Война была выиграна СССР.
Все секретные данные стали достоянием истории.
Но Гей, хотя и не знал точно, вполне допускал, что в нынешнее время нельзя говорить и писать о том, сколько сейчас Лунинский комбинат Бээна дает цветных металлов, например, для снарядных гильз, точнее, сколько снарядных гильз можно сделать из цветного металла, выпускаемого ежегодно, ежемесячно, ежедневно на Лунинском комбинате Бээна.
И Гей, разумеется, не говорил и не писал об этом.
Да у него конечно же и не было таких данных.
У Бээна, возможно, они и были, и Бээн, вполне возможно, назвал бы эти данные и Гею, но сам Гей решительно - как бы на всякий случай - был против того, чтобы подобная информация разглашалась, просачивалась, утекала - именно так это называется.
Его волновало теперь другое.
План по выпуску цветных металлов на Комбинате Бээна то и дело не выполнялся.
Гей помнил наизусть строчки из письма Мээна, которое он получил еще в тысяча девятьсот семьдесят девятом году.
"Комбинат неплохо закончил тысяча девятьсот семьдесят восьмой год. Впервые за последние пять лет мы выполнили план по выпуску в концентратах всех пяти планируемых металлов (золото, серебро, свинец, медь и цинк). Выполнены все технико-экономические показатели (вал, реализация, прибыль, себестоимость, производительность труда). Из-за недопоставки стороннего (привозного) сырья не выполнен план по цинку металлическому..."
А позже, как знал Гей, недопоставки эти самые приняли хронический характер.
Недопоставки - недовыполнение.
Точнее, невыполнение.
Именно так это называется.
Но хуже всего, что это самое невыполнение было связано уже не с недопоставками стороннего (привозного) сырья, а с недобычей сырья собственного, то есть из рудников Лунинска.
Такие дела.
Гей стоял теперь возле алтаря, перед горящими свечами, стоял в обнимку с гильзой и думал о том, какая связь между этой гильзой и Бээном.
Гей вспомнил, как однажды в Лунинске играл в шахматы с Мээном.
Собственно, Гей был шахматист никудышный.
Как и бильярдист.
Но там, в Лунинске, ему порой ничего другого не оставалось, как играть в шахматы.
Или в бильярд.
С Бээном или с Мээном.
В особняке за глухим забором. В так называемой резиденции.
И вот когда Бээн куда-то отлучился, Мээн быстренько расставил фигуры, торопясь сыграть партию до прихода Бээна.
И сразу же, едва лишь сделав первый ход, Мээн вдруг начал жаловаться Гею на Бээна!..
Случай неслыханный.
Собственно, Мээн говорил Гею о том, что Гей уже знал - от самого же Мээна.
Просто теперь в интонации Мээна появились нотки сарказма.
Мээн обличал Бээна!
Правда, не принародно.
А заглазно.
Небольшой нюанс.
Впрочем, не исключено, что Мээн считал Гея как социолога если и не представителем народа, то добровольным выразителем его надежд и чаяний.
Словом, сначала пошел монолог Мээна, а затем уже и Гей подключился, чтобы драма была как драма.
- Вы же знаете, - начал Мээн, лихорадочно двигая пешку с а2 на а4, - что Бээн забрал у меня сто тонн цемента на партизанскую стройку птичника в Смородинке, в результате чего я не сумел ввести в строй действующих десятый, глубинный горизонт на руднике, и плавильный завод по этой самой причине, естественно, недополучил энное количество руды, следовательно, не было выплавлено энное количество самых разных цветных металлов, на небольшую долю которых - совсем на маленькую долю! - поспешно воскликнул Мээн, - можно было бы купить всю годовую продукцию смородинского птичника!..
- У кого? - наивно спросил Гей, делая ход пешкой с d7 на d5.
- Что - у кого? - не понял Мээн, двигая пешку с поля с2 на поле с4.
- Купить, говорю, у кого, - и Гей переставил свою пешку с е7 на е6.
Мээн желчно рассмеялся:
- У кого купить!.. - Он резко пошел с b1 на с3. - У дяди Коли, а может, у тети Мани!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139