И одна из ран, в легкое, сказалась уже после войны. Отец умер, когда ему было немногим более пятидесяти.
Такие дела.
Раздался тихий, как бы печальный звон...
В церкви горел свет.
Покой и тишина.
Словно во всем мире была благодать.
Затрубят ли архангелы во время ядерной атаки?
Как ни чудовищно это звучит, но благодаря войне отец Гея получил жилье в Лунинске.
Точнее, благодаря Бээну.
Который потому-то и обратил внимание на отца Гея, что на нем была офицерская форма.
Хотя и без погон.
Кстати, при этом присутствовал и Гей!
Следовательно, Гей познакомился с Бээном не в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году, когда в Лунинске проходило Всесоюзное совещание, а в тысяча девятьсот сорок пятом году, сразу после войны, то есть более сорока лет назад...
Нет!
Это было через два года после окончания войны, когда отец уже успел помотаться по приискам, где он не столько минералы искал, сколько снадобья для лечения фронтовых ран.
Ни минералов, ни снадобья он так и не нашел.
И чуть не умер от голода.
И умер бы, если бы не Гей.
Впрочем, тут нужно быть объективным.
Одному Гею, девяти лет от роду, спасти отца не удалось бы.
Мачеха!
Вот кто спас отца и самого Гея.
И тут Гей подсчитал, наверно впервые в жизни, что в ту пору мачехе было всего-навсего двадцать три года...
Чуть старше Гошки.
Собственно, в дочери Гею годилась.
Боже мой!
Гею хотелось быть объективным, ему хотелось опровергнуть некий стереотип, который сложился не только у нас в отечестве, но и за рубежом.
Достаточно вспомнить хотя бы сказку Шарля Перро "Золушка".
Мачеха везде мачеха.
Что ни мачеха - то баба лютая.
Гей подумал, что мачеху делают мачехой не характер, не нрав, а житейские обстоятельства.
В двадцать два года Фаина стала женой фронтовика, человека трудной судьбы, крученного-верченного жизнью, войной отмеченного.
Девчонка стала матерью, мачехой для сорванца, неслуха, как называла Гея бабушка Анисья, у которой в деревне, на Гонной Дороге, он и жил, пока отец воевал на фронте.
И ни крыши над головой, ни угла своего у Фаины не было.
Как и у отца Гея, который, придя с войны, подался куда глаза глядят, захватив с собой восьмилетнего сына.
Ютились у чужих людей. Да и позднее, когда появилась комнатка в деревянном бараке Новой Гавани, жилось не лучше.
Фаине следовало выдать за это орден, считал Гей.
Впрочем, как и многим другим женщинам.
Хотя бы и мачехам.
Итак, мачеху звали Фаиной.
То есть Фаину или попросту Фаю, Файку звали мачехой.
Неужели это в самом деле так и было, что именно из-за Фаины у Гея с отцом не ладились отношения?
Фаина считала, что Гей - трудный ребенок.
Точнее, такие слова она не употребляла, заменяя их другими, кои считала, наверно, более точными: паразит, идиот, негодяй, ну и так далее.
Этому паразиту, идиоту, негодяю, когда он впервые услышал такие слова из уст Фаины, было восемь лет.
То есть паразит, идиот, негодяй он был еще совсем маленький.
К сожалению, Гей не помнил ни одного своего проступка - по той поре.
Но слова Фаины - помнил.
Увы, таков человек.
Даже маленький.
Но он помнил и многое другое.
Например, как они собирали колоски пшеницы.
Фаина и он.
Те самые колоски, которые спасли отцу Гея жизнь.
Конечно, Гей звал мачеху мамой.
Пока она почему-либо не начинала сердиться на него и выговаривать, что никакая она ему не мама, его мама сгинула, ну и так далее.
Во всяком случае, когда они собирали колоски пшеницы на стерне и оба смертельно боялись объездчика, он звал Фаину мамой, а она охотно откликалась, и не называла его паразитом, идиотом и негодяем, и не выговаривала, что никакая она ему не мама.
А колосков было мало.
Еще осенью их собирали пионеры.
Отыскать колосок весной на стерне - это все равно что найти иголку в стоге сена.
А тут ищи да посматривай, как бы не нагрянул объездчик!
По данным ЮНЕСКО, на земном шаре погибает от голода ежегодно более пяти миллионов людей.
А сколько голодает не погибая?
Господин президент, вы ели когда-нибудь солоделые, из сопревшего зерна, лепешки?
Вместо пончиков с черникой...
Гею хотелось бы знать, сколько людей можно прокормить, если использовать для этого средства, которые идут на создание всего лишь одной самой слабенькой атомной бомбы.
Может быть, не менее двухсот тысяч.
Ровно столько, сколько погибло во время атомного взрыва в Хиросиме.
Ничего не скажешь, удобный способ решения Продовольственной программы.
Эти колоски спасли им жизнь.
Отцу, Фаине и Гею.
Колосков надо было набрать как можно больше, целую сумку. Потом принести домой, точнее, в аул, где жили старатели, искавшие за Иртышом оловянный камень касситерит, и отец Гея тоже считался старателем, хотя старание его в то лето, когда у отца открылись фронтовые раны, сводилось к одному - любой ценой встать на ноги, которые отнимались после ранения, во что бы то ни стало подняться с постели, не быть обузой Фаине и Гею.
Отца спасли эти колоски.
Фаина и Гей сушили их на плоской крыше глинобитной мазанки.
Потом шелушили.
Потом просили у старой казашки маленькие ручные жернова.
Чудо-мельница такая.
Прямо как в сказке!
Только лепешки получались из этой муки солоделые. Они были точно из сырого теста, сколько их ни пропекай. Колоски пролежали под снегом всю зиму, и что-то случилось с клейковиной зерна, это уже позднее, когда Гей стал творческим работником, он узнал такие научные подробности у какого-то ученого, магистра, или как там его назвать, который, кстати заметить, солоделые лепешки не ел никогда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139