С городского холма, на котором тогда снимал их для краеведческого музея Коля Глянцевый, открывалась роскошная перспектива.
Бээн любил перспективу...
Дальним фоном была гора Ивановский кряж с белым абрисом вождя на пологой вершине.
По предгорью вилась легендарная Гонная Дорога.
Потом шла окраина Лунинска. Новая Гавань и трубы Комбината. Индустриальная мощь Сибири.
А на переднем плане стоял Бээн...
Копирайт. Коля Глянцевый.
- Эй, вы где? - Алина тронула его за рукав.
- Я вспоминал, есть ли эта фотография, - Гей кивнул на портрет, - в Красной Папке.
- Этого не может быть! Такой фотографии нет вообще.
- Такая фотография, есть. В музее Лунинска.
- Да, но... этот портрет папы делал маститый художник с натуры!
- Насколько я знаю, маститый художник на Гонной Дороге не бывал... Разве что видел ее с высоты, пролетая в Индию...
Алина озадаченно примолкла, но потом воскликнула:
- При чем здесь Гонная Дорога и что это вообще такое?!
- А вы и не знаете? - съязвил Гей.
- Господи! Да я всю свою жизнь прожила за границей, училась, стажировалась, потом вышла за иностранца, за другого, за третьего... - Она усмехнулась, как бы выражая этой своей усмешкой печаль, а может, и сожаление о прожитой жизни, которую, как и всякой женщине, теперь ей хотелось бы прожить совсем иначе, такие дела. - И нигде, ни в одной стране, - сказала она твердо, - не встречалось мне такое странное название местности, или же что это такое, что за понятие?
Гей подавленно молчал.
Алина сказала, пожав плечами:
- Мне казалось, что этот портрет был написан в Старом Смоковце. И отец показывает на вершину Рысы.
- Но Бээн в Татрах не был! - загорячился Гей. - Он сам говорил мне! И просил побывать на Рысы, а потом рассказать ему, как и что. Об этом и по телефону мы говорили, несколько дней назад, перед отъездом сюда, я позвонил Борису Николаевичу...
- Бенедикту Никандровичу, - поправила его Алина. - Хотя все привыкли называть его Бээном. Такая вроде как ласковая аббревиатура... Вы где с ним познакомились-то? - спросила она участливо, уже и непонятно, какого Бээна в виду имея.
- Да в Лунинске, где же еще... - упавшим голосом произнес Гей.
- Мой отец, насколько я знаю, никогда не бывал в Лунинске.
И ей уже скучен стал этот разговор, она отошла к стене, на которой было нечто вроде миниатюрного пульта управления, разного цвета кнопки и клавиши, как раз напротив того простенка, где висел портрет Бээна.
- У меня однажды были в гостях земляки, - сказала она, - инженеры с Комбината, которым руководил отец. И они подарили мне эту систему...
Алина, глядя на портрет, вслепую нажала одну из кнопок на пульте. Вспыхнул яркий пучок света, направленный в верхнюю часть портрета. Алина прищурилась, напряженно откинув голову. И усмехнулась.
- Не то! - жестко сказала она и нажала сразу две клавиши, теперь возникла боковая подсветка, Алина снова прищурилась. - Ага, уже лучше... - Она утопила еще одну кнопку. - Вот! Можете полюбоваться...
Она глубоко вздохнула и, опустив руки, смотрела на портрет с таким выражением, как если бы перед нею не было вовсе никакого портрета, а был, например, прелестный вид на Фиалковую долину, за которой серебристо поблескивал Дунай, омывавший с другой стороны берег Австрии.
Увы, сам Гей видел все то же - изображение Бээна в рост на фоне пригорода Лунинска.
И Алина сказала ему:
- А теперь встаньте сюда, на мое место, и посмотрите...
Портрета не было. То есть багет, холст и масло - все это было, так и сверкало в световых потоках, а вот изображения Бээна словно никогда и не было.
- Не понимаю... - тихо сказал Гей.
- А вы смотрите! Смотрите!.. Освободитесь от всего, что делает вашу жизнь невыносимой...
- Чтобы вызвать воображение, что ли?
- Да нет, просто освобождайтесь.
- Мистика мне чужда, - твердо сказал Гей, между тем не отрывая взгляда от искрящегося под светом холста.
- Освобождайся молча, - заладила Алина одно и то же.
Господи, ну и влип я! - подумал Гей.
И при этом, наверно, скорбно склонил голову набок. Самую малость. Но этого было достаточно, чтобы возникла картина.
Мальчик и девочка лет шести играли с бабочкой на газоне.
Но куда же девался Бээн?
Солнце. Нежная зелень травы. Маргаритки, которые были похожи на белый цвет земляники...
- Я бы хотел позвонить...
- Георгию?
- Да... Я хотел бы знать, что теперь с Бээном.
Она усмехнулась. Она вполне понимала его состояние.
- Потерпи, - сказала она ему. - Скоро Георгий и сам придет сюда.
- То есть как...
- Я устраиваю небольшой прием. В твою честь.
Она вдруг перешла на "ты".
Словно портрет Бээна, точнее, то, что осталось на холсте вместо портрета с его фоном, способствовало их сближению.
- Да, но... Ты ведь не знаешь Георгия! - сказал он ей.
- Знаю. Он частенько бывает в Словакии. Впрочем, как и в других странах. В отличие от тебя.
- Да, но...
И тут Гей услышал мужской голос в холле.
Как ни странно, это был голос Георгия.
- Однако... - смешался Гей. - Как ты это устроила?!
- Не забывай, что я дочь Бээна! - засмеялась она.
Это правда. Куда бы ни приехал Бээн, в холодильнике всегда оказывался квас, коллекционный. Новый Свет, как там, в Смородинке, на птицефабрике. Гей тому свидетель. Аллергия у него на квас, вот ведь какие дола.
Гей в волнении подошел к окну.
Прелестный, скажем так, был вид на Фиалковую долину, за которой серебристо поблескивал Дунай, омывавший с другой стороны берег Австрии.
Алина в холле ворковала с Георгием.
Гей украдкой посмотрел на портрет.
И увидел только багет и холст.
Он понял, что реакция воссоздания из атомов и молекул того, что связано было с Бээном, уже не возобновится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139