Здесь она накрепко прикована цепями. Я — на нарах шестого яруса, четвертая по счету.В изголовье лязгнула отодвигаемая дверца. Зачем он ее открыл?— Хозяин? — выдавила я.Отпустил дверцу, она скользнула на петлях, легла на задвижки. Не защелкнул.— Хозяин? — снова тревожно пискнула я. Отошел. Стоит на пандусе.— Хозяин! — завопила я в ужасе. — Я буду молчать! Ни звука не пророню! — Пытаясь взглянуть на него, я отчаянно вывернула голову — Пожалуйста, хозяин! Прошу тебя! Я буду молчать, хозяин!Едва прикрытая дверца покоится на задвижках! В любой момент между ней и стенкой просунется острая, поросшая шерстью морда урта! Проскользнет украдкой — мгновенно, и оглянуться не успеешь, — и придется мне, беспомощной, в цепях, делить с ним клетку!— Хозяин! — надрывалась я. — Хозяин, прошу тебя! Я буду молчать! Буду молчать!Помедлил. Похоже, повернулся, снова идет ко мне.— Я буду молчать, хозяин! — зашептала я. — Буду молчать, хозяин! Пожалуйста, хозяин!Защелкнул дверцу и ушел. Люк захлопнулся. Снова тьма. В борта корабля бьют волны. Прошло несколько минут. Слышно было, как между сетчатыми перегородками на дощатом настиле завозился урт — тот же самый или другой? Проклятые вши! Я стиснула зубы. Только бы не закричать! Насколько могла, я подтянула к себе скованные цепями руки и ноги. Ни звука!
Дверцу клетки за моей головой откинули и подцепили на крюк. Я повернула голову.— Хозяин…Но больше ни слова произнести не удалось: между зубами ткнули острый наконечник бурдюка. Надо пить.Но вот бурдюк убрали. Снова я попыталась заговорить.— Хозяин!Но теперь грубая рука сунула мне в рот горбушку хлеба из са-тарны, пропихнула поглубже.Затем он перешел к следующей клетке и к следующей — таким же образом кормил и поил их обитательниц.Но ничего, еще вернется, даст еще воды, ложку соли и кусочек горького тоспита. Кусок за куском, стараясь не подавиться, глотала я набитые в рот хлебные корки.И вот он снова стоит у меня в головах. Взглянуть на человека, чьей волей я прикована цепями в клетке, мне не удавалось почти никогда.Снова в рот ткнулся наконечник бурдюка. Глотнув воды, я торопливо прошептала:— Пожалуйста, хозяин, можно рабыне говорить?— Да, — ответил он.— Выпусти меня из этой клетки! — взмолилась я. — Отправь на палубу. Что угодно буду делать!— Ты рабыня, — отрезал он. — В любом случае будешь делать что угодно.— Да, хозяин, — простонала я. Что правда, то правда. Мне ли с ним торговаться? Все, что может дать рабыня, хозяин получит от нее, стоит проронить лишь словечко, бросить лишь взгляд.— Открой рот!— Выбери меня следующей на забаву матросам! — попросила я.— Нет, меня! — вступила моя соседка.— Я — рабыня для любовных утех.— Я тоже, хозяин, — не отставала соседка слева.Губ коснулась ложка. Я открыла рот. Соль.— Каждую из вас, — сказал он, — по очереди выведут на палубу на пол-ана.— Спасибо, хозяин!Он сунул мне в рот кусочек тоспита. Дверца захлопнулась. Я впилась зубами в тоспит. Горький, но сочный. С каким наслаждением впитывала я каждую каплю! Смаковала, растягивала подольше. Вот уже и кормежка закончена, и люк закрылся, снова трюм погрузился во тьму, а я все высасывала по капельке горький сок.
Откинув голову, я упивалась свежестью ветра и лучами солнца. Как живителен воздух Тассы, как невероятно ярки небеса!Этим утром, привязав за лодыжки, меня выпустили из клетки, дали ведро и тряпку и отправили мыть пол под помостами. Четыре раза накатывала рвота, я теряла сознание, но каждый раз за веревку меня вытягивали из-под помоста, приводили в чувство и заставляли снова взяться за работу. Дважды отведала я плетки. Потом вместе с еще четырьмя девушками мы ведрами вычерпывали скопившуюся под съемной деревянной решеткой трюмную воду.А уж потом нам позволили подняться на палубу, вытряхнуть мусор и вылить воду. После этого мы вымылись, как могли, морской водой и щетками. Чистоту на палубе поддерживают девушки из палубных клеток. Им разрешается даже мыть голову. Тем же, кто внизу, милосердия ради головы обривают. Сбривают и все волосы на теле — чтобы не заводились корабельные вши. Итак, мы вымылись, после чего нас связали и позволили немного размяться. А остальное отведенное нам время — почти пол-ана — мы провели на цепи, стоя на коленях, с руками за спиной.На побережье, в Шенди, меня привез на тарне Теллиус, вассал леди Элайзы из Ара. Порт этот пользуется дурной славой. Здесь нашли себе пристанище известные своей жестокостью черные работорговцы из Шенди — на счету у их лиги немало ограблений морских судов. Но это еще и свободный порт. Управляют им черные торговцы. Здешняя отличная гавань и рынки на северном и восточном островах привлекают толпы торгового люда. Кое-кто считает, что торговцев Шенди и лигу черных работорговцев связывает соглашение, однако немногие из тех, кто отважились говорить об этом вслух, остались живы. В доказательство — если только это можно рассматривать как доказательство — существования такого соглашения приводят то, что черные работорговцы не нападают на суда, идущие в Шенди или к нему. Обычно они орудуют севернее, а в Шенди возвращаются как в родной порт. Корабль, на котором оказалась я, — грузовое судно «Облака Телнуса» — приписан к Косу, но, согласно судовым документам, может беспрепятственно проходить по водам Шенди. Длина судна примерно сто двадцать футов, ширина по центру корпуса около двадцати. Судно двухмачтовое, со стоячим такелажем. Есть и весла, но ими в основном пользуются при входе в бухту и на выходе в открытое море. В отличие от длинных (боевых) кораблей круглые (торговые) суда ходят, как правило, под парусами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159