Я думала, мне стянут руки за спиной, привяжут за шею к тележке Тупа, и тогда, голая, босая рабыня, я побреду за ним прочь из села.— Надевай тунику, — приказала Мелина. — Бери мотыгу. Иди в поле, окучивай сул. Когда придет время, за тобой придет Брен Лурт. И никому ни слова.— Да, госпожа, — ответила я.— Быстрей, — оглядываясь по сторонам, поторопила Мелина.Я поспешно натянула через голову короткую шерстяную рабскую тунику.Что-то уж очень Мелина возбуждена.— Можно рабыне говорить, госпожа? — спросила я.— Да.— Меня не продали, госпожа?— Может быть, Дина, — буркнула подруга Турнуса. — Увидим.— Да, госпожа. Как это понимать?— Завтра, сучка ты моя, — продолжала она, — ты будешь принадлежать либо Тулу Поварешечнику, либо Брену Лурту.Я озадаченно взглянула на нее.— Иди! — велела она. — Быстро! Никому ни слова!Я помчалась за мотыгой. Конфетка уже растаяла во рту. Кому я могу сказать?
Ковыряясь в иссохшей земле, я окучивала сул.Пятнадцать дней нет дождя. Да и до этого землю как следует не промачивало. Засуха.Тележка Тупа Поварешечника исчезла вдали. Согнувшие между ее поручнями, торговец ушел из Табучьего Брода. Д клубы пыли уже рассеялись.День клонился к закату.Я беззащитно стою одна-одинешенька среди поля.Что случилось со мною? Как я оказалась на Горе? Проснулась обнаженная, с цепью на шее. Пришли двое, требовали от меня рабские бусы. А я ничего не понимала. Хотели меня убить. Спас меня Клитус Вителлиус. Спас, а потом поставил на мое тело клеймо, сделал своей рабыней. Позабавился, заставил полюбить себя — и подарил! Ненавижу! Люблю! Никогда не забуду его руки. В душе навсегда останусь его рабыней. Вспомнит ли он хоть раз о девушке, так равнодушно, походя брошенной? Нет, конечно! Всего лишь рабыня. Да его тьма женщин домогается, выбирай — не хочу! Даже свободные за одно его объятие готовы ошейник надеть. Нет, не вспомнит он обо мне, о той, кем мимоходом потешился. А вот я буду помнить его всегда. Я люблю его. И ненавижу! Навеки он мой хозяин. Как же я люблю его и как ненавижу! Если бы только я могла отомстить! Как сладостна презренной рабыне месть! Но разве может рабыня отомстить? Она всего лишь рабыня. Я свирепо обрушила мотыгу на сул. Что за странный привиделся мне сон? Будто я во дворце и должна нанизать бусы. «Кто приказывает мне?» — спрашиваю я. «Тебе приказывает Белизариус, рабыня!» — гремит голос. И кажется, будто так и должно быть, хотя никакого Белизариуса я не знаю. «Каков приказБелизариуса, хозяина рабыни?» — «Он прост». — «Да, хозяин!» — отвечаю я. «Нанижи бусы!» Руки мои тянутся к столику, к нитям и бусинкам. И я просыпаюсь. Что за сон? Да еще Брен Лурт появился у клетки, напугал меня. «Я буду первым в Табучьем Броде. И когда я буду первым, Мелина отдаст тебя мне». И исчез. А я, дрожа, съежилась на соломе. А сегодня, казалось, меня уже продали, но Туп Поварешечник ушел из села один. Меня послали в поле. Мелина получила от Тупа пакетик, похоже, с каким-то снадобьем. Мне не велено никому ничего говорить. За мной — сказали мне — придет Брен Лурт. А до того я должна оставаться в поле. Ничего не понимаю!Я вонзила мотыгу в землю. Никому ничего не говорить! Да тут никого и нет!Снова и снова поднимала я тяжеленную мотыгу. Ну и работка! Спину ломит. Руки болят. Все тело ноет. Я — крестьянская рабыня. Тяжек мой труд, ох как тяжек! Будешь работать спустя рукава — по головке не погладят. А мне вовсе не хочется, чтобы меня высекли. Солнце опускалось. Туника вымокла от пота. Ноги в грязи. Горло стянуто шершавой веревкой.Я выпрямила затекшую спину. Нет, не гожусь я для крестьянской работы. Слишком хрупка. Тяжело дыша, откинув голову, я застыла с мотыгой в руках.Как я мечтала, чтобы Туп Поварешечник купил меня, освободил бы от этой каторги. Там, у столба, так хотелось стать кем угодно — лишь бы ему понравиться, лишь бы заинтересовать его, лишь бы сбежать из Табучьего Брода. Но их с Мелиной не проведешь, так повернули дело, что не удалось мне предстать перед ними никем иным, кроме как самой собой — обуреваемой страстями, бессильной устоять перед мужчиной рабыней-землянкой. Хотела показаться шлюхой, а пришлось быть тем, что я есть на самом деле. И в естественных своих реакциях, как оказалось, я шлюха почище любой шлюхи. Конечно, рабыня должна быть немного шлюхой, причем превосходной. Это — лишь первый шаг на пути превращения женщины в рабыню. Да какая разница! Что угодно бы сделала, лишь бы сбежать из Табучьего Брода. У рабыни нет ничего. Кроме своей ласки и красоты, ей нечего предложить мужчине. Нечем расплатиться, кроме себя самой. Вот это-то им и нравится.Уверена: Тулу Поварешечнику я показалась вполне привлекательной. Но купил он меня или нет — не знаю.Я снова склонилась над мотыгой и тут же испуганно выпрямилась. Брен Лурт!Он стоял в паре футов от меня. В руках — моток веревки. Я вцепилась в рукоять мотыги. Он взглянул на меня.197Я отбросила мотыгу. Девушка не смеет поднять оружие против свободного мужчины. Бывает, лишь за то, что рабыня осмелится прикоснуться к оружию, ее убивают или отрубают ей руки.— Я пришел за тобой, Дина, — сказал он.Я оглянулась. Слева, тоже с веревкой в руках, стоял еще один молодой сельчанин. Я поспешно обернулась. Позади меня — еще четверо. И справа один. За спиной Брена Лурта появились еще двое, у одного из них тоже веревка наготове.Некуда бежать.— Вот она, — раздался голос, — та самая умница, что от нас удрала.— Здравствуй, рабыня, — обратился ко мне другой.— Здравствуй, хозяин, — ответила я. Скрестив руки, я протянула их Брену Лурту.— Ты отведешь меня к моему хозяину?Он рассмеялся.Я отдернула руки. Испуганно огляделась. Они подошли ближе, сгрудились вокруг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159