Их возбуждение испугало меня. Слишком уж успешно продвигаются торги.Толпа ревела. На помосте — обнаженная девушка с завязанными глазами.Но вот шарф сорван, она лицом к лицу с огромным залом. У бедняжки вырвался горестный крик.Ее продали быстро.А на помост уже спешила девушка в домашней тунике.— Ну-ка, что тут у нас? — вскричал аукционист. — Да нет, это какая-то ошибка! Всего лишь крошка служанка!Толпа зашлась от смеха.Человек с дощечкой напряженно вслушивался. Мне не было приказано немедленно встать у ведущей на помост лестницы.Он оглянулся на сидящую на скамье испуганную хрупкую девушку в цепях и ошейнике. Она и головы не повернула, глядела прямо перед собой.Были бы у меня волосы подлиннее!Как там моя предшественница? О, тунику с нее вот-вот снимут.— Номер? — обратился ко мне человек с дощечкой.Я повернулась, наклонила в сторону голову, чтобы он мог прочесть нарисованный помадой под левым ухом крошечный номер.— Девяносто один. — Он сделал пометку в списках.С девушки на помосте сорвали тунику. Толпа бушевала.Нагая рабыня стояла перед публикой.Человек с дощечкой подтолкнул меня к помосту. Я встала у подножия лестницы. Присесть я не решалась — уж очень хитроумно обвито тело шелковыми полотнами, как бы не повредить. Тот, с табличкой, явно старался, чтобы торги шли без сучка без задоринки. Похоже, толк в своем деле знает. Девушка в домашней тунике, откровенно неискушенная, не изведавшая оков рабыни-наложницы, должна, казалось бы, возбудить интерес покупателей, приобретающих рабынь для совершенно невинных целей. Но, судя по репликам аукциониста и ответным выкрикам толпы относительно ее сдержанности, скромности и нежелания попасть в мужские руки публика иллюзий уже не питает. Яснее ясного: она жаждет мужского владычества, ей не терпится оказаться прикованной к железному кольцу в изножье хозяйского ложа.Продана.Я поднялась на помост. Какой огромный! А толпа-то! Не думала, что их тут так много! Зрители безмолвствовали. Было в этой тишине что-то пугающее.Озадачила она, казалось, и аукциониста, но лишь на мгновение.— Кажется, кто-то, — начал он, — прислал нам подарок. — Он указал на меня рукояткой плетки. — Судя по очертаниям — прелестный, — он обвел глазами толпу. — Посмотрим?Но вместо того, чтобы торопить его, зал молчал. Рука аукциониста дрогнула. Я сжалась от страха. Что это такое со зрителями?— Ну-ка, поглядим, — с напускной веселостью продолжал он, снимая скрывающее мою голову полотнище шелка.По толпе прошелестел восхищенный гул. Конечно же мне это польстило — тщеславия мне не занимать.— Прелестное лицо, — расхваливал аукционист. — Мягкое, женственное, выразительное. Сразу видно — такая податливая, повелевать ею легко. Волосы, конечно, — он пожал плечами, — коротковаты. Но здешние чиновники уверяют, что отрастут.В толпе — ни смешка.У аукциониста задрожали руки. Нервничает! Я выбросила вперед правую ногу, приподняла, вытянула носок, пальцами коснулась пола. Левое бедро развернуто. Протянула левую руку, согнув запястье, чуть вывернула влево ладонь.Он ловкими движениями размотал обвивающий руку шелк.— Красивая рука.Зрители не спускали с помоста напряженных глаз — и молчали. Аукционисту было уже явно не по себе.— Посмотрим, нет ли тут чего поинтереснее! Зал затаил дыхание, но цену никто не предлагал.Мы не стали доводить до конца тщательно отрепетированную сцену. Тут многое зависит от настроений, царящих в зале. Какие-то непостижимые токи идут от сидящих в зале зрителей к участникам разворачивающегося на помосте действа. В конце концов сбитый с толку аукционист просто сбросил окутывающий мое тело шелк, не разматывая, не перекатывая меня у своих ног.— Да тут женщина! — объявил он. — Кто предложит цену?Ни звука!— Смотрите! — раздался вдруг голос. Зрители обернулись. Взглянули в зал и мы. Над центральным проходом в проеме парадной двери, не произнося ни слова, стоял воин в полном боевом облачении: щит, копье, с левого плеча свешиваются ножны с коротким мечом, на голове — шлем.— Господин? — Голос аукциониста дрогнул. Воин не отвечал.Пытаясь отвлечь внимание от невесть откуда взявшегося пришельца, аукционист снова ткнул пальцем в мою сторону.— Тут женщина, — срывающимся голосом повторил он. — Кто предложит цену?И тут воин в шлеме начал спускаться по проходу. Ближе, ближе. И вот, обратив взор в толпу, он уже стоит рядом с нами на помосте.— Кейджера канджелн! — вскричал он, стукнув по мощным доскам пола рукоятью копья. — Вызываю на бой за рабыню!Он обернулся ко мне. Не в силах выдавить ни слова, боясь потерять сознание, я упала на колени. Он снова повернулся к толпе.— Я возьму эту женщину, — объявил он. — И встану за нее против всего Ара, против всего мира!— Я люблю тебя, Клитус Вителлиус! — захлебываясь слезами, закричала я.— Тебе не давали разрешения говорить! — шикнул аукционист, поднимая плетку.Но тут же у его горла замерло острие копья Клитуса Вителлиуса.— Не бей ее!— Да, господин. — Белый как полотно аукционист испуганно попятился.Клитус Вителлиус повернулся к толпе сограждан.— Кейджера канджелн! — вновь провозгласил он. — Вызываю на бой за рабыню!Никто в толпе не отозвался. Тишина. А потом один из мужчин поднялся и хлопнул себя по левому плечу. Вслед за ним — другой, и еще один, и еще. Вскоре уже весь зал стоя, хлопая себя по плечам, приветствовал его восхищенными криками. А Клитус Вителлиус, вскинув голову, оглядывая зрителей ясными пронзительными глазами воина, возвышался над толпой, держа в левой руке щит, в правой — увенчанное бронзовым наконечником могучее семифутовое копье.— Она твоя, господин, — склонился аукционист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159