А может, оставляют напоследок, как самую красивую. Получается, что первая на цепи — красавица Марла, а последняя, как ни удивительно, еще красивее. А может, решили, что на пару дней, пока след от удара не заживет, Этта подурнела — вот и поставили в хвост. А может, просто освободилось кольцо — ведь меня оставляют в Табучьем Броде, и нечего ей теперь без привязи ходить. Просто пустое место заняли.Случается, хозяева наказывают нас, ничего не объясняя. Пусть девушка гадает, в чем ее вина, — усерднее будет стараться угодить. А бывает, что никакой причины и нет. Мы в их полной власти!На земле рядом со мною стояло две плошки: с водой и с какой-то кашицей.Этту, последнюю, пристегнули к цепи.— Встать свободно, рабыни! — разрешил стражник и ушел. Ко мне повернулась Марла.— На мне цепи Клитуса Вителлиуса! — подняв скованное кольцом запястье, прокричала она. — А на тебе — ошейник из веревки.— Да, госпожа, — ответила я.Она отвернулась.Мужчины запрягали в повозку босков.Рядом, разглядывая меня, остановились двое крестьянских парней. Я, облаченная в та-тиру, со связанными за спиной руками, стояла на коленях на привязи у сваи под хижиной Турнуса.— Здравствуй, рабыня! — обратился ко мне один из них.— Здравствуйте, хозяева! Отвернулись, ухмыляясь, и пошли дальше., Первая пара косматых мощных босков с блестящими рогами уже впряжена в повозку.Клитус Вителлиус разговаривает с Турнусом.— Утром я, и мои люди, и все девушки уйдем из Табучьего Брода. А ты останешься. Я подарю тебя Турнусу, — сказал он мне ночью.В ужасе вскрикнув: «Хозяин!», я забилась от горя в его руках. А он — он, сунув мне в рот кляп, связал мне за спиной руки и, голую, спотыкающуюся, вытащил из мехов. Нашарил в темноте колодки — пару соединенных железным шарниром массивных продолговатых деревянных чурбанов дюйма по четыре толщиной, опрокинул меня на спину и встал надо мной с открытыми колодками в руках. Лежа навзничь со связанными за спиной руками, я пыталась сесть. Изо рта торчит кляп. Бешено уставилась на него. Глаза наши встретились. И тогда он овладел мною — торопливо, грубо, и вновь не смогла я устоять, и вновь, сама того не желая, забилась в его руках в блаженной рабской судороге. Он презрительно расхохотался. Потом, присев около, надел на мои щиколотки увесистые колодки, накинул, соединяя их, на скобу накладку, продел в скобу просверленный колышек и закрепил завязками. Колодки замкнуты. Будь у меня свободны руки, он замкнул бы колодки на висячий замок. А со связанными руками и колышка достаточно — не убегу. Стреножена. Я со стоном извивалась в грязи. Будто все внутренности наружу вытряхнули! В отчаянии я принялась созерцать звезды.А Клитус Вителлиус вернулся к своим мехам — спать.
Вгрызаясь мотыгой в землю, я окучивала сул.Нещадно палило солнце.На шее — веревка. Руки покрылись волдырями. Держать мотыгу больно. Ломит спину. Каждый мускул терзает боль.Броситься бы ничком на землю, поплакать! Но надо мотыжить сул.— Ты у меня научишься работать! — бросил мне Турнус. Да, работать я научилась. И научилась страдать. Быть рабыней крестьянина нелегко.Тяжела рабская доля.Вспомнилось, как уходил Клитус Вителлиус. Не оглянулся. Так хотелось крикнуть ему вслед, но я не смела. Боялась кнута.Быть рабыней крестьянина нелегко. Тяжела рабская доля.Как обжег кнут ноги выше колен, когда Мелина вела меня в конуру рабынь!— Будешь мечтать о тунике подлиннее, рабыня, уж я тебя заставлю! — шипела она.Она протолкнула меня в дверцу, и я свалилась вниз — застеленный соломой пол на несколько футов утоплен в землю. Конура представляла собой клетку — опрокинутую набок и вкопанную в землю обычную решетчатую клетку для слинов. В нормальном положении высота ее была бы около четырех футов, ширина — шесть, длина — двенадцать. Опрокинув набок, ее превратили в человеческое жилище шести футов высотой и площадью двенадцать на четыре. Вход оказался сверху. От дверцы к полу вела деревянная лесенка со ступеньками-перекладинами. Конура утоплена в землю на четыре с половиной фута. Решетчатый пол покрыт досками, сверху набросана солома. Между досками проемы шириной в пару дюймов — чтобы не скапливались нечистоты. Крыша тоже сложена из закрепленных поверх решетки пригнанных вплотную досок. Обшита обрезками досок и решетчатая дверца. Ночью на крышу набрасывают непромокаемую ткань. Стоя на полу во весь рост, можно выглянуть наружу — плечи достают как раз до поверхности земли.Я свалилась на пол.Лязгнул металл, заскрипело дерево — над головой захлопнулась обшитая досками тяжелая решетчатая дверца. Зазвенела цепь — на щеколды навешивали два увесистых замка.Заперта.— На колени! — услышала я голос.Я упала на колени. Кроме меня в клетке было четыре девушки.— В позу наслаждения! — скомандовали мне. Я подчинилась.— Посмотрим-ка твое клеймо.Я повернулась, подняла подол туники.— Дина. А известно тебе, что Дина — рабыня из рабынь?— Нет, — призналась я. — Неизвестно.— Тебе не разрешали прикрыть клеймо! — выпалила одна из девушек.Я отдернула руку. По-прежнему стоя на коленях, повернулась к ним, лицом к лицу. Девушки сидели на соломе.— Ты была рабыней для любовных утех? — с любопытством спросила другая.— Да.Они рассмеялись.— А здесь станешь рабочей лошадкой, — сообщила она.— До седьмого пота будешь вкалывать, — добавила ее подруга.Ну, хватит! Я выпрямила спину. Оценивающе оглядела их, одну за другой. Есть вещи, неразличимые для мужчины, но для женщины очевидные. То, о чем вслух не говорится, едва уловимые нюансы. Я улыбнулась. Да они просто злятся!— Может быть, мне не придется работать так много, как вы думаете, — проронила я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159