Честно говоря, я бы
предпочел оставаться на месте. Было мерзко, безвыходно и жутковато. Будто
под микроскопом. - Ну - что-что?! - раздраженно спросила Лида. Как колоду,
я опрокинул ее на диван и в отчаянии повалился сверху. Заскрипели
раздавленные пружины. Твердый кожаный валик вдруг ударил меня по уху.
Сразу же стало тесно. Мы возились, словно брачующиеся насекомые, -
переплетая туловища и конечности. Закипали гормоны. Холодом пузырилась
лимфа внутри трахей. Это было - продолжение рода. Скучная тупая
необходимость. Мы уже проделали _э_т_о_ вчера и обязаны проделать _э_т_о
сегодня. Потому что - всеобщий _к_р_у_г_о_в_о_р_о_т_. Плыли - перья,
бумага. Безвоздушная пустота набухала у меня в груди. Лида старалась
помочь. Тело ее сокращалось в конвульсиях. Губы были распахнуты. За
фарфоровыми зубами колотился язык. Ничего, разумеется, не получалось.
Безвоздушная пустота росла. И когда она выросла и достигла невыносимых
пределов, я шепнул, чтобы остановить безумие: Не могу... - И потом еще раз
шепнул: Не могу... - И еще один раз. И еще. И тогда Лида с трудом
приподнялась, изнемогая, и приблизила ко мне два зеленых бессмысленных
глаза. - А ты думаешь, я могу? - ниткой голоса спросила она. - Думаешь,
мне доставляет удовольствие? Ошибаешься!.. Грязный, потный, бессильный.
Рвотой от тебя несет. Притащился - козел козлом. Кривоногий. Бухнулся,
заелозил копытами... Тоже мне - чистоплюй! Он не может! А я могу? Очищать
тебя от дерьма, мучиться?.. Эгоист!.. Иждивенец!.. Давай работай! Что ты
вылупился? Я не собираюсь из-за тебя _с_т_а_р_е_т_ь_!.. - Она корчилась,
как упавшая на спину оса, резко сдергивая с себя что-то, лихорадочно
освобождаясь. Спутанные тугие волосы хлестали меня по лицу. Мне нужна была
хотя бы секундная передышка. - Подожди, я закрою двери, - взмолился я. Но
она лишь с досадой скривилась: Не надо! - Может кто-нибудь заглянуть... -
Ты с ума сошел?! - Все равно, все равно, как-то неловко... - Боже мой! -
нервно сказала Лида. - Да ведь все же про это знают. Про наши семейные
радости. От шестнадцати до шестнадцати тридцати. В кабинете. Что ты себе
воображаешь? Это же официальный сценарий. Бесконечный и нудный повтор. По
хронометру. Все известно заранее. Тот же Циркуль торчит сейчас у дверей,
нос - в замочную скважину. - Врешь! - сказал я, окаменев. И она придушенно
закричала: - Боже мой, какой идиот!..
Точно на гигантских качелях я перешагнул пространство и рванул
полукруглую белую ручку в форме дуги: узкая, заточенная, как перочинный
ножик, фигура с другой стороны нехотя разогнулась.
- Что вам здесь надо?!..
- Виноват, - сказал Циркуль, жадно взирая через мое плечо. - Виноват,
виноват, товарищ начальник. Должен был убедиться лично, таков приказ.
Собственно, на этом мои функции заканчиваются. - Он хитро подмигнул мне,
цыкнул зубом, и пошел по коридору редакции, - как бродячий скелет,
выворачивая ноги в канареечных желтых носках. Черные очки болтались на
мизинце.
Надо было попросту дать ему в морду. Надо было развернуться и дать.
Только это - не по сценарию. Стыд и бешенство переполняли меня.
Лида уже застегивалась.
- Сколько времени? - поинтересовалась она.
- Двадцать девять минут.
- Двадцать девять?!!..
- С секундами.
Я опомнился и вернулся за стол. Семь минут я, конечно, прибавил. Семь
коротких и важных минут. Я надеялся, что она не заметит. Мне нельзя было
суетиться.
- Я готова, - сказала она.
Собственно, требовалось немногое. Газета была за восемнадцатое число.
Сразу же под заголовком помещалась фотография совершенно одинаковых
грузных людей, стоящих на аэродроме и недобро улыбающихся. Лица у них были
измученные. Вероятно, кого-то встречали с дружественным визитом. Будто с
фронта. Или наоборот, провожали. Будто на фронт. Впрочем, неважно.
Передовая статья в четыре колонки призывала активно критиковать, проявлять
рабочую инициативу и вскрывать имеющиеся отдельные недостатки. Видимо, она
была рассчитана на дефективных. Шрифт был скверный, слепой. Характерные
щербинки испещрили весь текст. Я их сразу же узнавал. Память у меня была
профессиональная. Далее на трех страницах колосились бескрайние яровые,
рассупонивался и шумел вызревающий клин озимых, скотница Васильева
непрерывно нагуливала мясо, а доярка Поддых выжимала из каждой коровы
столько высококачественного молока, что, наверное, у животных
наворачивались копыта на позвоночник. Рабочие автотранспортного
предприятия выдвигали инициативу: ездить весь год без бензина - которого
нет. И без грузовиков - которые все равно поломаны. Сельхозтехника
интенсивно готовилась к консервации. И одновременно - к битве за урожай.
Силоса заготовили сколько надо. Правда, надо было еще столько же.
Корнеплоды вовсю осыпались. Повышалась сверхплановая яйценоскость.
Уменьшались падеж и сальмонеллез. Предлагалось выполнить план будущей
пятилетки к нынешней годовщине Советской власти. Все это было знакомо,
угнетающе-знакомо, муторно-знакомо и не вызывало ничего, кроме привычного
отупения. Я уже читал это сегодня утром. Никаких изменений не было.
Абсолютно никаких. Все было четко выверено, профильтровано и отмечено на
полях теми самыми побуревшими разложившимися чернилами. А на последней
странице, где указываются выходные данные, сверху от прямоугольничка туши,
вычеркнувшего прежнего редактора, была аккуратно вписана моя фамилия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83