Да еще выполнение задания. Плюс дорога обратно. И только тогда настанет их очередь, если группа вообще вернется.
Еды же у них на двое суток у каждого и всего два выхода: охотиться, стараясь выжить самим, или попытаться выйти к людям. Вроде бы какие-то животные начали появляться и можно попытаться их ловить. Антон из ниток сделал пару силков, пошел искать тропки зверья. Но то ли дело было в глазах, то ли он просто не прошел курса выживания именно в таких местах. Антон видел множество маленьких тварей, больше всего похожих на мышей. Бить их можно было просто сапогом, и боевик пришиб несколько штук, пока не свалился от острой рези в глазах и над ними. То, что он взял, годилось даже не на обед – на перекус, и только ему одному. А в силки никто не попадался.
Антон слышал крики птиц над головой и понимал, что где-то над облаками проплывают неисчислимые стаи гусей, уток, журавлей, других вполне съедобных птиц. Расходилась пелена размазанных по небу облаков, и становились видны эти стаи. Но при попытках смотреть вверх глаза мгновенно заломило. «Вот дожил – небо, солнышко мне запрещено!», – невесело думал Антон.
Эти птицы летели, наверное, на берег океана или какого-то большого озера. Вроде бы выполнять задание надо было на берегу озера. Очень может быть, там Антон смог бы охотиться. Но здесь все эти птицы вряд ли сядут – тут, где нет ни ручейка, ни озерца.
Отдохнув, Антон сходил еще, вроде бы невдалеке слышалось какое-то «ко-ко-ко»… Да, там были куропатки, это точно. Но близко они не подпускали, наверное, на них уже охотились. Бить из карабина? Тогда от куропатки останется только несколько испачканных кровью перьев. А дробовика у него не было. Можно было бы смастерить лук, но уже сейчас глаза опять стали болеть. Антон не был уверен, что сможет кормиться охотой. И даже если сможет кое-как, нет уверенности, что их здесь найдут.
К тому же вместе с остальной живностью в тундре появились комары, мошка. Пока немного, но Антон уже представлял, какой ужас начнется здесь спустя всего несколько дней.
И нужна была помощь Василию. К вечеру Антон снова напоил его чаем, дал таблетку и с ужасом убедился, что Василий не видит его. В широко открытых глазах Васи Дряхина отражались какие-то внутренние события, не имевшие никакого отношения ни к тундре, ни к заданию, ни к Антону, ни к положению, в котором они очутились. Василий тихо, почти ласково беседовал с кем-то, улыбался обросшей физиономией. Попытки потрясти его, крикнуть, привести его в себя не приводили ни к чему. И этот жар, кислый запах тяжелобольного вперемешку со смрадом мочи (Вася начал ходить под себя)… Антон понимал, что Василий может умереть в самые ближайшие часы. И наверняка умрет через день-два, если не попадет к врачу.
Нести Василия он тоже не мог. В общем, надо было уходить самому. Солнце вроде встало немного ниже, двумя часами раньше. Шло к тому, что называлось в этих краях вечером. Вообще-то, правила, по которым жили Антон и Василий, допускали и такой вариант – пристрелить беднягу, чтобы зря не мучился. Можно было, конечно, этого и не делать, ведь Василий никак не мог бы попасть в руки к врагам, они бы не выведали у него каких-то очень важных тайн – ни паролей, ни планов советского завода.
И Антон дал Васе еще шанс. Что-то помешало и взять с собой его неприкосновенный запас, хотя было очевидно, что Васе он совсем не нужен. Это же «что-то» заставило его расстелить кусок брезента, положить карабин так, чтобы можно было его взять, не вылезая из мешка.
Двигаться можно было, собственно, в любую сторону света. Можно – назад, к самолету. Антон выбрал путь на север – туда, куда ушла вся группа. У самолета, он помнил, нет ни еды, ни медикаментов. А на севере могут быть люди. Он, может быть, догонит группу. На севере к тому же – озеро. А озеро – это рыба. Это птицы, пролетавшие над ним весь день.
– До свидания, Вася. Живой буду – обязательно вернусь.
Вася не слышал. Он разговаривал с кем-то, он смеялся обметанным ртом, поводил блестящими, красными от жара глазами. Антон быстро уходил на север. Вот только идти быстро не стоило – очень скоро начался сильнейший кашель. Пришлось постоять, привалившись к стволу лиственницы, слушая чавканье болотины, примятой сапогом, тихое зуденье мошкары.
Час за часом Антон Козлов брел на север, вроде бы туда ушла группа? Взять ее след было невозможно – группа уходила по снегу, а снег стаял бесследно. Везде все было одинаковым. Одни и те же лиственницы, похожие друг на друга, как детали из-под штамповки. Одинаковый мох, одинаковые тропинки этих маленьких, мышеподобных тварей. Зверья и правда стало много. Так много, что Антон забеспокоился. В царстве счастливой охоты проще было подстрелить кого-то – даже и с его глазами. Но там, где много живности, там вполне хватает и охотников. А опять же, с его-то глазами…
А вокруг разворачивалась полуночная жизнь лесотундры. В короткое лето она не прекращалась на ночь, эта круглосуточная жизнь. Промчался заяц в стороне. Похоже, что за зайцем кто-то гнался, но Антон так и не понял, кто. Впереди был какой-то треск, двигалось что-то большое. Опять же не было видно, кто это. А через несколько минут Антон набрел на круглые углубления во мху. Он знал, что это – лежки лосей. Или оленей? Кто из них должен водиться здесь?
В середине ночи, когда стало совсем сумеречно, Антон посидел у костра, поджарил и съел нескольких леммингов. Его опять знобило, мучил кашель. И он устал. Очень сильно устал, хотя прошел совсем немного. Пройдя с полкилометра, Антон вспомнил – у костра остался пакетик с солью. Теперь-то Антон помнил точно – он солил лемминга и положил пакетик налево, на поваленный ствол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132