Кто терзает наше тело? Кто пьет наши соки, кто паразитирует на наших костях? Кто сеет вражду, недовольство, трусость, неповиновение среди подчиненных? Кто натравливает одних на других? Когда-то мы были здоровыми, кто ввергнул нас в болезни?— Шимин, во многом ты прав, но не выплесни в запальчивости ребенка из корыта. Где ты набрался этих воззрений?— Я познал все это своими ушами и глазами. Я работал во многих странах, был в Вене, Будапеште, Белграде. Ты можешь возразить мне?— Да, могу. Ты смешал религию и политику. Ты ищешь причины болезни не в теле государства, а именно в нем сидит самая зараза.— Ты можешь мне это доказать?— Да, могу.— Ну, давай, хотя стой! Издали донесся стук копыт.— Слышишь? — спросил он.— Да, слышу.— Наверное, это он.— Может быть.— Жаль, мне так хотелось тебя послушать.— Мы вернемся к этому разговору, когда закончим дела.— А что нам делать сейчас?— Он не должен меня видеть, ведь он меня знает. Постарайся заманить его в дом.— Это будет несложно, если он, конечно, не проскачет мимо.— Не должен. Сейчас достаточно темно. Я выйду на середину улицы. Если он поедет мимо, я схвачу лошадь под уздцы. Спешится — зайду в дом.— А если это не он?— Тогда мы ему ничего не сделаем.Стук копыт приближался. Явно то была одинокая лошадь. Я притаился в темноте. Появился всадник. Он держался как раз в свете, отбрасываемом горном. Лицо я разглядеть не сумел.— Эй, есть тут кто живой! — крикнул он. И, поскольку никто сразу не откликнулся, повторил.Теперь у дверей показался кузнец.— Кто здесь?— Я нездешний. Кто живет в этом доме?— Я, — ответил кузнец не совсем уверенно.— А кто это — ты?— Я — владелец этого дома.— Это я и так понял, дурачина. Мне нужно твое имя.— Меня зовут Шимин.— Кто ты?— Кузнец. Что, у тебя нет глаз и ты не видишь огонь, который тебе светит?— Я вижу лишь то, что ты не только дурак, но еще и мешок с дерьмом. Подойди, мне надо спросить.— Разве я раб или слуга, чтобы подходить к тебе? Кому надо меня спросить, тот сам подходит!— Я на лошади!— Так слезь!— Это необязательно.— Если у меня насморк или кашель, я что, не могу из-за этого работать? — ответствовал Шимин и вошел в дверь.Всадник пробормотал несколько грубых слов, но подъехал на лошади поближе.До сих пор я не знал, тот ли это, кого я жду. Но когда он приблизился к кузнице, чтобы спешиться, я понял, что лошадь светлая. На мужчине были красная феска, серое пальто и еще у него была маленькая светлая бородка. А когда он слез, я разглядел и красные турецкие сапожки. Да, тот самый!Он привязал лошадь к двери кузницы и вошел в дом. Я скользнул следом. Кузнец прошел в большую комнату, туда, где лежала его жена. Поскольку чужой пошел следом за ним, я мог спокойно войти в дом, невидимый за ивовой перегородкой, и слышать все, о чем говорится. Человек стоял спиной ко мне, лицом к кузнецу. Женщина, похоже, немного пришла в себя, положила голову на руки и прислушивалась к их разговору.Всадник упрекнул кузнеца, что он неприветлив с гостями, на что тот отвечал, что он приветлив только с честными людьми. Это было явной неосторожностью с его стороны.— Ты что, считаешь, что я нечестен? — спросил тот.— Да, я так считаю.— Ты грубиян, каких мало. Откуда тебе знать, какой я. Ты что, меня знаешь?— Да, я тебя знаю.— Где же ты меня видел?— Я тебя не видел, но слышал о тебе.— От кого?— От одного эфенди, который прямо называл тебя бандитом!— Когда?— Сегодня, совсем недавно.— Ты лжешь!— Нет, я говорю правду. И могу тебе это доказать. Я очень хорошо знаю, что ты у меня хочешь выведать.— Но это невозможно!— И тем не менее я знаю!— Так скажи!— Ты собираешься расспросить меня о Манахе эль-Барше и Баруде эль-Амасате.Тот явно опешил:— Откуда ты это знаешь?— Все от того же эфенди.— Кто это такой?— Тебе ни к чему это знать. Если он сам пожелает,ты узнаешь.— Где он?— Этого я тебе не могу сказать.— А если я заставлю тебя?— Я тебя не боюсь!— И этого не боишься? — Он вытащил кинжал.— Ножик твой мне не страшен. Я здесь не один.В этот момент я показался в проходе ивовой перегородки, и кузнец указал на меня. Человек обернулся, увидел меня и воскликнул:— Дьявол! Это же дьявол!От неожиданности он замер, да и я был поражен, признав в нем того, кто столь внимательно наблюдал за мной, когда я вел дервиша по улицам Эдирне. Вскрикнул он на валахском наречии. Значит, он уроженец Валахии? В такие напряженные моменты люди обычно не контролируют себя и заговаривают на родном языке.Мне нужно было исправлять положение, подпорченное Шимином, — тому явно не следовало говорить, что он о нем что-то знает. Он должен был ожидать его вопросов, и только после этого мне следовало показаться.— Это не совсем так, — ответил я тоже по-румынски.— Нет, ты дьявол! — он пришел в себя, поднял кинжал, которым только что угрожал кузнецу, и спросил: — Что тебе надо? Я тебя не знаю!— Этого и не требуется. Главное — я тебя знаю, славный мой!Он сделал удивленное лицо, мотнул головой и заявил оскорбленным тоном:— Я тебя не знаю, Бог свидетель!— Не приплетай сюда Бога! Он-то как раз свидетель, что ты меня видел!— Где?— В Эдирне.— Когда?— А ты говоришь по-турецки!— Да.— Тогда давай оставим твой румынский. Этот храбрый кузнец тоже должен нас слышать и понимать. Ты не станешь отрицать, что присутствовал на суде над Ба-рудом эль-Амасатом в Эдирне?— Меня там не было, и я ничего не ведаю. Вообще-то я не видел его среди зрителей в зале. Поэтому этот вопрос я замял, но задал другой:— Ты знаешь Баруда эль-Амасата?— Нет.— И его сына Али Манаха — тоже?— Нет.— А почему же ты так испугался?— Я никого не видел.— Ах, так! И ты не знаешь Ханджу Доксати в Эдирне?— Нет.— И ты не помчался срочно предупредить членов твоей шайки о том, что видел меня с Али Манахом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103