— А кто ты?— Кирпичных дел мастер.— Именно по той причине, что ты христианин и беден, я остановлюсь у тебя. Я ведь тоже христианин.— Ты, господин? — переспросил он удивленно и одновременно обрадованно. — А я решил, что ты мусульманин.— Это почему? Он пожал плечами.— Христиане здесь все бедные.— Я тоже не богат. Тебе не стоит беспокоиться. Мясо у нас есть, у тебя мы попросим только горячей воды для кофе. Семья у тебя есть?— Да, жена. Есть и дочь, но она… умерла.Его лицо в этот момент приняло такое выражение, что мне расхотелось спрашивать дальше.Могло показаться, что мы неправильно сделали, навязавшись в гости к бедняку, но я часто был свидетелем того, что именно бедняки испытывали гордость от того, что оказывали гостеприимство более обеспеченным людям. Этот человек был действительно беден — это читалось по его убогой одежонке, босым ногам и непокрытой голове.Скоро мы добрались до ручья, впадавшего в Струмицу, и по его берегу доехали до хижины, стоявшей у глубокой глиняной выработки. У нее было только одно окно и дверь, но печь тоже имелась. Возле двери стояла кирпичная лавка, а за домиком разбит небольшой огород, за ним — молодые посадки плодовых деревьев. Все это производило доброе впечатление. Сбоку лежали длинные ряды кирпичей, которые сохли на воздухе.Из карьера показалась жена. Она слышала, как мы подъехали, но побоялась сразу выходить к чужим людям.— Выходи, эфенди остановится у нас!— О небо, ты шутишь! — воскликнула она.— Нет, не шучу. Этот эфенди христианин, можешь подойти.Тут она открыла лицо.— Господин, я только умоюсь, ведь я работала в карьере.Она спустилась к ручью, вымыла руки, вытерла о передник и подала мне правую со словами:— У нас еще никогда не было таких знатных гостей. Мы бедны, и я, право, не знаю, что вам предложить.— У нас все необходимое с собой, — успокоил я ее. — Мы бы проехали мимо, но я узнал, что вы христиане, и решил задержаться здесь.— Тогда входите в дом. Значит, нам оказана великая честь.Это было сказано от всего сердца. Женщина была одета бедно, но очень опрятно, несмотря на грязную работу. Юбка, жакет, передник — все это было невероятно ветхое и латаное-перелатаное. Лица у обоих были худые, но очень добрые.Мы вошли в комнатенку, служащую для хранения сельхозинвентаря и одновременно стойлом ослу. Отсюда дверь налево вела в жилое помещение. Там стояла печь из кирпича, стол, лавки, табуретки. На полках — разная посуда, в дальнем углу — полочка, украшенная ветками, и ниша с иконкой Св. Василия с лампадкой. Бедно, но очень уютно.Женщина вопрошающе взглянула на мужа. Он кивнул и пригласил нас усаживаться. Я мимоходом глянул в окно и заметил, что женщина с мотыгой перешла через ручей по камешкам и возле зарослей принялась копать. Я тут же догадался что.В этих районах и еще в Греции в христианских общинах принято закапывать в землю особые сосуды с вином и хранить их так до свадьбы дочери. Вино приобретает тогда особый вкус. Оно очень ценится на застольях, обычно его не пропадает ни капли.— Оставь, не надо, — сказал я хозяину. — Я могу пить воду. К кому же мои спутники — мусульмане, они не пьют вино.— Как не христиане? Но они ведь делают наши знаки перед иконой.— Они научились этому у меня. Они уважают чужую веру. Оставь вино в земле!— Откуда ты знаешь, куда пошла моя жена?— Догадался.— У меня есть только один кувшин. Моя дочь получила его в подарок от юноши, который потом стал ее возлюбленным. И мы закопали вино, чтобы достать его на свадьбу. Но она умерла, и я хочу предложить еговам.— Так дело не пойдет. Сердце мне не позволит.— Господин, прими его. Мы охотно отдадим это вино вам!— Я знаю. Дар бедных имеет стократную ценность. Я чувствую, что уже как бы выпил его.Я вышел на улицу и попросил жену вернуться. Она неохотно повиновалась. Еще я попросил ее согреть воды, и пока она закипала, мы отвели лошадей на поляну с сочной травой и связали им ноги. Потом я вынул кофе и передал хозяйке. Ее глаза зажглись от радости. Кто знает, сколько эти бедняги не пили кофе!Когда напиток был готов и запах наполнил помещение, мы достали собственную посуду, чем вызвали вздох облегчения хозяев. Затем на свет божий появились и куски мяса. Мы славно поужинали. Они должны были сесть вместе с нами за стол, но никак не решались. К мясу они совершенно не притронулись.— Прости, господин, — сказал муж. — Сегодня мы не должны есть.— Почему? Сегодня же не постный день!— По понедельникам, средам и пятницам мы не едим.— Я знаю, что монахи иногда постятся по этим дням, но вы же нормальные люди.— И тем не менее мы постимся, мы так решили.— Это что — обет?— Нет, мы так договорились.— Тогда я вам отсыплю своей муки, чтобы вы что-нибудь испекли.— Спасибо тебе, мы ничего не едим, совсем ничего.— Даже ваши священники в постные дни употребляют в пищу коренья, фрукты и травы.— Нам ничего не нужно, господин.Эти малокровные люди сидели рядышком на скамейке; от их изможденных лиц исходило страдание, но даже усилием воли они не могли отвести глаз от жующих. Наблюдать это было выше моих сил. Кусок застревал у меня в горле. Я встал и вышел во двор.Я стал искать место, удобное для лагеря, и скоро нашел подходящую полянку. Небо сегодня было абсолютно чистое, не то что в прошлые вечера. Прямо за домом начинался поросший кустарником подъем к лесу. Вверху, где виднелись деревья, имелось небольшое свободное пространство, его я подметил еще подъезжая к дому. Это место я и выбрал. Оно поросло мягким мхом, на котором можно было прекрасно выспаться. Но тут под платаном я увидел что-то четырехугольное и темное. Я подошел ближе. Это была могила с крестом из стволов деревьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103