Сахаф тоже просил меня остаться.Я отвел его немного в сторону и поведал историю о коврах.— Эфенди, это хорошо, что ты мне все рассказал. Я сделаю все, чтобы воспрепятствовать этой контрабанде.— Ты заявишь на своего тестя?— Да. Пусть его повесят.— Это мне, конечно, не по душе. Передай своему отцу мой горячий привет и будь вечно счастлив с Икбалой, красивейшей из девушек в Румелии.Шимин, убедившись, что отговорить меня невозможно, спросил о пути, который я выбрал. Я не доверял красильщику и потому в его присутствии назвал многие места, в которых и не собирался быть. Кузнец проводил меня до лошади, и уже на улице я поведал ему о подлинном маршруте. Он сказал:— Нищий, должно быть, уже прибыл в Узу-Дере. Там он задержится ненадолго и поедет дальше — в Мадан и Палацу. Отсюда до Мадена скакать десять миль через Мастанлы и Гельджик. Я хорошо знаю эту дорогу и подскажу тебе, как туда быстрее добраться. Мы поскачем в одном направлении.— Что? Ты поедешь со мной?— Да, двинемся вместе, и я буду рядом, пока не буду уверен, что ты на правильном пути.— Очень мило с твоей стороны.— Молчи! Ты знаешь, чем я тебе обязан!— Но я ведь поскачу быстро!— Моя лошадь тоже довольно резвая. Она постарается. К сожалению, моя жена не может с тобой проститься, но знай — ты навеки в нашей памяти.Халеф вышел к нам, чтобы напомнить об одной вещи, о которой я, честно говоря, совсем забыл. А именно, о сумке, о которой шла речь во время поездки из Кабача к домику. Он достал ее и осмотрел содержимое. В ней лежали сто австрийских дукатов. Такие дукаты на территории Турции называются просто «монетами». Один дукат равен пятидесяти трем — пятидесяти восьми пиастрам; таким образом, всего в сумке была весьма приличная сумма.Кроме того, там лежало пятьдесят бешликов — монет по пять пиастров. А наверху — записка, что дукаты мои, а бешлики — Халефа. Как я потом узнал, Омар бен Садек получил подарок от нашего друга еще в Эдирне.Кому-то такой дар мог показаться неэтичным. Меня тоже посетило было такое чувство, но потом оно прошло. Ведь даритель действовал от всего сердца. Он знал, что я не миллионер. Во-вторых, он вручал его в особых обстоятельствах, когда мы лишились грузовой лошади и «свободолюбивых» хавасов. И кроме того, в сумке лежало еще кольцо чудесной работы с гиацинтом внушительных размеров. Я не мог надеть его на палец, ибо не считал подобное кольцо принадлежностью мужского туалета, но в любом случае оно было красивое и дорогое.Само собой, Халеф тут же получил свои пятьдесят бешликов. Он спрятал их с особой тщательностью и сказал:— Сиди, это человек большой души. Но я бы на его месте проявил большее понимание момента. Как говорят у меня на родине, кяф лучше нуна Кяф — сто, нун — пятьдесят (араб.).

.Я стал прощаться. Красильщик долго тряс мою правую, а его дочь — левую руку, добрая Чилека ревела в три ручья. Когда я уже садился на коня, подошел подмастерье и протянул мне руку. Собрался пожать или просил бакшиш? Моя плетка была слишком далеко в сумке, и я воспользовался Халефовой. Я с удовольствием вытянул по спине этого мерзкого предателя — тот одним прыжком отскочил за мощную спину хозяйки.— Ой, жжется! — завизжал он, схватившись рукой за пришкваренное место.— Еще соли? — спросил я. Халеф мигом подскочил к нему.— Подсолить, эфенди? Он заработал!— Меня уже нет! — закричал слуга и скрылся за углом дома.А мы тронулись в путь. Глава 4СТАРЫЕ ЗНАКОМЫЕ Настала такая же темная ночь, как и вчера. На небосклоне зажглось лишь несколько звезд. Только тут я понял, насколько сложная задача стоит передо мной: скакать в такой тьме по неизвестной местности, причем быстро, чтобы обогнать «нищего».Мы молча ехали рядом. Каждый думал о своем. Дороги как таковой не было, поэтому приходилось скакать прямо через поля. Для Ри такая скачка особой сложности не представляла: его глаза хорошо видели в темноте.После долгой езды по пересеченной местности мы выбрались наконец на довольно утоптанную дорогу.— Это дорога из Узе-Дере в Мадан, — объяснил Шимин.В тот же момент я схватил его лошадь за повод.— Тихо! Слушай!Мне показалось, скачет лошадь.— Ничего не слышу.— Почва мягкая, глушит звуки, но мой конь нацелил уши вперед и раздувает ноздри. Это верный признак: кто-то находится по соседству. Слушай!— Теперь слышу. Вот конь наступил на камень, сдвинул его. Кто же может так поздно ехать здесь?— Это, наверное, нищий.— Маловероятно.— Почему?— Он тогда, значит, слишком поздно выехал.— А почему такое невозможно?— Но он ведь должен был немного обогнать тебя!— Он же знал, что я собираюсь выезжать только утром и поэтому не торопился. Значит, мы можем его тут обогнать, и он сам даже не заметит! Но сначала надо убедиться, что это действительно он.— Давай подъедем.— Но что мне с ним делать? Разве я могу запретить ему ехать? Не проливать же кровь!— В этом нет нужды, господин. Поручи это мне.— Как это?— Я поеду с ним рядом и доставлю в Кушукавак. Он от меня не уйдет.— А если он спросит, по какому праву ты все это делаешь?— А что, у меня такого права нет? Не он ли покушался на твою жизнь, эфенди?— В его лице ты можешь приобрести врага на всю жизнь, который будет мстить тебе!— Я его не боюсь, он итак мой враг. Он враг всех честных людей. Ты обо мне не беспокойся, я за себя сумею постоять. Если мы убедимся, что это он, то схватим его, и он так и не узнает, откуда ты скачешь.— Как проехать отсюда в Мадан?— Держись этой тропы, и через полчаса ты на месте. Здесь трудно ошибиться. Я еще хотел поговорить с тобой насчет копчи, но у хаджи уже есть одна, а ты взял у измиланца. Этих двух хватит. Теперь поехали, эфенди. — И он снова пустил лошадь рысью, как бы желая показать, что не хочет слушать моих возражений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103