— В обоих случаях тебе надо бы поехать в Енибашлы. По каким местам они едут?— Я наказал им добираться от Дерекей в Мастанлы.— Ну тогда они должны непременно здесь проехать. И если им кто-то и попадется по дороге, то этим человеком окажусь я. Я возьму лошадь нашего пленника.— Это отрадно слышать. Ты уже говорил с ним?— Да, повидался.— Что же он сказал?— Он опять ругался. Требовал освободить его, а когда я отказался, потребовал для разговора тебя.— Что ж, исполню его просьбу.— Не делай этого, эфенди!— Отчего же?— Он очень хитрый — обязательно освободится, силой ли, хитростью — непременно.— Я совершенно не опасаюсь ни его физической силы, ни его ума. Он находится там, внизу, в подвале, и к тому же связан. Что он мне сделает? Он даже не в состоянии пошевелить рукой.— Но он заморочит тебе голову!— Нет, вряд ли, я не из легковерных и не из тех, кто сейчас думает одно, а через пять минут — другое. К тому же ты ведь будешь рядом. Пошли.Мы уже собирались открывать погреб, когда ко мне вдруг подошла жена кузнеца, доверительно дотронулась до руки и тихо сказала:— Я вспомнила, вспомнила…— Что? — спросил я, замерев с протянутой к двери рукой.— Его лицо, его шрам.— Ты имеешь в виду нашего пленника?— Да, его, ведь все это вылетело у меня из головы.— Значит, ты его раньше видела?— Да, но у меня все выпало из памяти. Я всю ночь размышляла. Никак не получалось вспомнить. И тут вдруг осенило.— Давай отойдем подальше, здесь все слышно, — сказал я.Мы втроем зашли в соседнее помещение, и там кузнец удивленно спросил жену:— Ты его уже где-то видела? И всю ночь сидела и вспоминала? Но почему ты мне ничего об этом не сказала?— Я боялась ошибиться.— Так где ты его видела?— В Топоклу.— Когда?— Нынешней весной, у моей подруги.— Это когда ты была в Топоклу в гостях? — удивленно спросил муж.— Да, именно тогда.— Но что он делал у твоей подруги?— Он закупал порох и капсюли. — И, обернувшись ко мне, сказала: — У мужа моей подруги магазин, торгующий всем чем угодно. Меня пригласили поухаживать за ней, та приболела, а дежурить было некому. Как раз когда я сидела с ней, он пришел в магазин. И тут же все хотел опробовать. Муж попросил не делать этого, потому как жена больна, но он все равно взял пистолет и выстрелил в конька на соседнем доме.Болгары очень любят украшать дома резными фигурками животных.Женщина продолжала:— Моя подруга закричала от страха. Он только засмеялся и выстрелил еще несколько раз, а когда хозяин запретил ему это делать, принялся ему угрожать, что сейчас его самого застрелит. Потом он расплатился и вышел. А до этого заявлял, что может не платить, ибо принадлежит к числу заговорщиков.— А кто это такие? — спросил я.— Разве ты не знаешь? — удивился кузнец.— Нет, я об этом ничего не слышал.— Заговорщик — человек, который не подчиняется великому господину, а хочет видеть во главе государства своего собственного царя.— Неужели кто-нибудь осмеливается вступить в ряды этих заговорщиков?— А почему нет? Великий господин живет в Стамбуле, и чем дальше ты находишься от этого города, тем меньше ощущаешь его власть. А как только чувствуешь опасность, уходишь в горы. Рассказывай дальше, женщина!— Я подглядывала сквозь щели в циновке и видела этого человека. У него на правой щеке был налеплен большой пластырь, а когда мы потом спросили у хозяина, кто этот чужеземец, тот ответил, что он принадлежит к союзу недовольных и живет в деревне Палаца. Зовут его Москлан, и он торговец лошадьми, но оставил свою работу, чтобы целиком отдаться тайному обществу. Но хозяин попросил нас никому об этом не говорить. Мы узнали также, что он редко бывает дома, все время в разъездах.— И тебе кажется, что наш пленник — это он?— Да. Пластырь он уже снял, это меня и смутило. Мне казалось, что я его где-то видела, но где? И вот я заметила шрам на правой щеке, и меня как громом ударило — это он! Клянусь, он!— А ведь он назвал себя Пимозой, сербом, и сказал, что он кузнец из Лопатиц-на-Ибаре.— Это ложь.— Я тоже ему не верил. Он говорил по-валахски и не очень-то бегло, так, как говорят на этом языке в области Слатины, я сам слышал.— Слатина? Да. — Женщина кивнула. — Хозяин знал его лучше, чем казалось на первый взгляд. Однажды он на него рассердился и назвал валахом, гяуром, католиком, русским, еретиком из Слатины.— Из этого можно заключить, что он весьма хорошо с ним знаком и знает, что тот из Слатины.— И еще, мне помнится, он в гневе назвал его подстрекателем и посланцем революционеров.— Очень интересно! Наверное, у толстого пекаря из Енибашлы можно узнать еще больше.— Ты в самом деле туда стремишься, эфенди?— Да, теперь я точно знаю, что мне туда надо.— А пленник должен об этом знать?— Он же сам меня к нему послал!— А ты скажешь ему, что знаешь, кто он на самом деле?— Нет, это было бы неосторожностью с моей стороны. Вам еще есть что сказать мне?— Нет, — ответила женщина. — Я сообщила все, что знаю. Но позволь мне спросить тебя о том, что меня очень заботит.— Спрашивай. Наверняка твои опасения беспочвенны.— О нет. Если этот человек из числа недовольных, мы все в опасности. Мы задержали его, и он станет мстить, или это сделают за него сообщники.— Об этом тебе не стоит беспокоиться. Мы вправе были действовать так, как действовали, потому что они обошлись с вами жестоко. Я с ним обязательно еще поговорю.Мы зажгли еще одну лучину, открыли подвал, спустили лестницу, и я слез. Арестованный лежал на куче угля и беспрерывно ругался.— Ты думаешь этим улучшить свое положение? — спросил я его.— Освободи меня. У тебя нет права держать меня здесь!— До сих пор мне казалось, что оно у меня есть.— Красильщик Бошак ничему тебя не научил?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103