— Это, наверное, было позже. Ты бывал в Стамбуле?— Много лет назад.— А сколько времени ты здесь?— Две недели.— Тогда понятно, почему ты не знаешь моего спутника, который родом из этой местности. — И я указал на хозяина. — Так что не все мы здесь иностранцы. Ты разрешить нам ехать дальше? — спросил я, хотя у меня было противоположное этому вопросу желание. Он ответил, как я и ожидал:— Ради Аллаха, но мне надо бы побеседовать с людьми, чье поведение меня так порадовало.— А меня не менее обрадовало твое. Можно осведомиться, за чем ты так стремишься в своих мыслях?— Я охотно сделал бы это, но речь мне дается с трудом.— О, я этого не заметил!— И тем не менее это так. Когда в мыслях так мечешься, оказываешься весь в поту, а легкие отказываются дышать. У тебя нет ничего, что охладило бы мой горячий язык?Я прекрасно понял, что он имеет в виду, но спросил:— А что ты предпочтешь?— Холодный металл. Он очень хорошо охлаждает.— А какого размера?— Пять пиастров.— Ну, это легко выполнимо. Вот он.Я вынул пятипиастровик и дал ему. Он быстро сунул ее в карман, вместо того чтобы положить под язык.— Теперь мне легче говорить, чем раньше. Когда целый месяц приходится ждать жалованья, и жизнь, и речь становятся трудными, к тому же эти мои гонки… Я ведь ловлю не одного, а троих преступников!— О, какое сложное дело тебе поручили!— Да, потому с утра я здесь и лежу и неотрывно думаю о том, откуда начать поиски. Это ли не труд?— Великий труд!— Надеюсь, сегодня придет и новая мысль.— А ты не собираешься сам пуститься за ворами?— Я и так это делаю.— Да, но только в мыслях. А я имею в виду — с помощью ног.— Нет, такое может предположить только недалекий человек. Погонись я за ними с утра без отдыха, я бы выдохся и так и не догнал бы злоумышленников. Лучше уж здесь лежать и размышлять о том, как они далеко убежали.— Как, ты не знаешь, где они скрываются?— Кто их знает?— Даже направление?— Говорили, что они поехали в Дойран, но если рассудить здраво, какой же преступник станет рассказывать, куда он собирается бежать?— Ты прав. Тебе не дали других сведений?— Дали. Они скачут на светлых лошадях и украли сто фунтов и золотые украшения. И вот я теперь размышляю, как я с помощью этих сведений поймаю злоумышленников.Он произнес это с такой непередаваемой иронией, что я чуть не расхохотался. Потом спросил:— А другие твои товарищи занимаются этим делом?— Нет, об этом они не знают.— Что, полицейский префект не сообщил?— Нет.— И не послал их за ворами?— Нет.— А вот это надо было сделать!— Ты думаешь? Он другого мнения. Он вызвал меня, поскольку я его лучший следопыт, и дал мне шесть дней, чтобы я обдумал свои действия. Сегодня надеюсь закончить. Поэтому я уединился в отдаленном месте и сам с собой советуюсь. Никто об этом не ведает. Если воры узнают, что мы идем по их следу, они уйдут еще дальше.— А если они потратят деньги раньше, чем вы их поймаете?— Значит, на то воля Аллаха, и никто ничего не скажет.Беседуя с ним, я заметил, что наш хозяин внутренне напрягся. Он был убежден, что весь полицейский аппарат поставлен на ноги, чтобы вернуть ему украденные ценности. Сейчас же он, к своему удивлению, убедился в том, что этим занимается один хавас. Да и тот получил целых шесть дней на то, чтобы — нет, не ловить — обдумать возможность поимки!Для ограбленного это переполнило чашу терпения. Он несколько раз порывался встрять в разговор, но я то и дело останавливал его поползновения умоляющим взглядом или едва заметным кивком. Но теперь он уже не смог унять гнева. Он соскочил с лошади, подскочил к развалившемуся на земле хавасу и закричал:— Ты что сказал?! Аллаха, говоришь, воля?!— Да, — ответил тот равнодушно.— Воля на то, что деньги пропали!— Если пропали, значит, на то и воля.— Вот здорово! Ты хоть знаешь, где это произошло?— В Дабиле, полагаю.— Я тоже так полагаю. А у кого?— У человека по имени Ибарек.— Знаешь его?— Нет, я же сказал.— Познакомишься!— Конечно, когда приведу воров.— Нет, сейчас познакомишься! Посмотри на меня. Кто я?— Мне это не интересно. Какое мне дело?— Большое! Меня зовут Ибарек. Меня ограбили!— Тебя?! — переспросил хавас ошарашенно, даже не приподнявшись, впрочем, со своего «ложа».— Меня, меня!— Ну что же, хорошо. Надо сообщить тебе кое-что важное.— Что?— Не клади денег там, где их могут найти воры.— Машалла! Ну что за человек такой! Эфенди, что мне делать?Вопрос явно предназначался мне. Но я не успел ответить. Мой маленький Халеф не мог более равнодушно смотреть на хамство полицейского чиновника. Он уже давно вертелся в седле. Тут он буквально свалился с лошади и ответил вместо меня:— Что делать? Я вот сейчас покажу, что делать! — И, подступив вплотную к полицейскому, закричал на него: — Ты что, не знаешь, как вести себя в обществе знатного иностранного эфенди и его спутников?— Знаю. Зачем кричать?— Затем, что ты не ведаешь, а я тебе покажу. Поднимешься как миленький!Он произнес это зловещим шепотом. Блюститель порядка рассмеялся ему прямо в лицо, покачал головой и вопросил:— Что я слышу, человечек!Это было самым страшным оскорблением для Халефа. Так называть себя безнаказанно он не позволял никому.— Кто я? Человечек? Сейчас я покажу тебе, каков мой рост, когда мы измеряем твой вот этой плеткой. Вставай! — И он рванул гиппопотамовое изделие из седельной сумки.Только теперь равнодушие хаваса поколебалось. Он сел, прикрылся рукой и предупредил:— Убери плетку. Я не люблю этого, ты, карлик!— Что?! Я карлик?! Ну, пеняй на себя! Да!Он размахнулся и трижды огрел хаваса по шее и ниже.Тот какое-то время оставался сидеть, пораженный наглостью и храбростью малыша. Потом вскочил и бросился на него с кулаками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103