— У этого чужеземца крысы в голове завелись. Это ружье — игрушка для детей, не более того. Его и зарядить-то нельзя как следует, не то что стрелять. Вот приклад, вот ствол, между ними какая-то железяка с дырками. Куда пулю-то загонять? А курок где? Если бы он был жив, я бы спросил у него, как с ним обращаться. Он бы ничего с ним не сделал. Вот стыд!Я бы рассмеялся, если бы мне не было так плохо.Измиланец уже поднялся, чтобы взглянуть на мою лошадь, как вдруг послышался стук копыт. Бандиты повскакали с мест.— Кто там? — крикнул измиланец.— Чужой, — последовал ответ. — Человечек, которого вы еще не видели.И я услышал приветствие:— Да будут вечны твои дни!— И твои тоже. Кто ты?— Путешественник издалека.— Откуда едешь?— Из Ассемната.— А куда?— В Гюмюрджину, если позволишь.— Ты очень вежлив, ведь тебе не нужны мои позволения.— Я вежлив, когда со мной вежливы. У меня просьба.— Говори!— Я устал и голоден. Не разрешишь ли ты мне отдохнуть в этом доме и разделить с вами трапезу?— У меня ничего для тебя не найдется, я беден.— У меня самого есть хлеб и мясо. Здесь хватит для нас обоих.Я напрягся, ожидая, что скажет нищий. Можно понять мое волнение, ведь я узнал голос говорящего — то был храбрый хаджи Халеф Омар. Где он прятался ночью? Как узнал, что я здесь? Все это мгновенно пронеслось у меня в голове. Во всяком случае, он знал, что я где-то здесь, ведь моя лошадь стояла возле дома. И наверняка догадывался, что со мной обошлись не совсем по-дружески. К тому же у нищего в руках был мой нож «боуи». Значит, его у меня отняли.Меня охватило беспокойство о друге, и в то же время я немного успокоился. Халеф не пожалеет жизни, чтобы вызволить меня отсюда.Измиланец поднялся, подошел к нищему, осмотрел хаджи и удивленно сказал:— Вах, что я вижу, чужак! У тебя копча!— А, ты знаешь этот знак?— Разве ты не видишь, что он и у меня тоже?— Вижу. Значит, мы друзья?— Откуда у тебя это?— Ты думаешь, секреты так легко выдаются?— Ты прав, слезай с лошади и входи, хотя сейчас у нас в доме траур.— По кому же вы скорбите?— По родственнику хозяина этой хижины. Он умер этой ночью от несчастного случая. Тело лежит там, в углу, а мы собрались, чтобы помолиться о нем.— Да воздаст же ему Аллах почести в ином мире! — С этими словами Халеф вроде бы спрыгнул с лошади.Потом я услышал, как он сказал:— Какая красивая лошадь! Чей же это такой вороной?— Мой! — ответил кузнец-оружейник.— Тогда тебе можно позавидовать. Эта лошадь родом из конюшни Пророка.Он вошел, поприветствовал остальных и бросил взгляд в мою сторону. Я увидел, как его рука потянулась к сумке, но он вовремя удержался и не выдал себя.— Это и есть почивший? — осведомился он, указывая на меня.— Да.— Разрешите мне оказать ему последние почести! — И он двинулся ко мне.Но тут нищий сказал:— Оставь его в покое, мы уже помолились за него.— А я не помолился. Я придерживаюсь ортодоксального учения и чту заветы Корана. — И он беспрепятственно приблизился ко мне, молитвенно сложив руки.Я услышал, как скрипят у него зубы. Я знал, что все взгляды направлены сейчас на нас, поэтому держал глаза плотно закрытыми, но сумел шепнуть сквозь стиснутые зубы:— Халеф, я жив…Он перевел дыхание, как будто сбросил тяжесть с плеч, какое-то время побыл в коленопреклоненном состоянии, поднялся снова и воскликнул:— Но мертвый привязан!— А почему тебя это удивляет?— Потому что даже трупы врагов не связывают. Мертвый никому не причинит зла.— Это верно, но мы вынуждены были его связать, потому что, когда его постигло несчастье, он был как неистовый, угрожал нашим жизням.— Но сейчас-то он мертв. Почему бы его не развязать?— Мы об этом еще не думали.— Это нарушение Корана. Душа не может отлететь. Вы ведь правоверные мусульмане?— Да.— Тогда надо освободить ему руки и положить лицом к Мекке.— Разве ты не знаешь, что можно оскверниться, дотронувшись до трупа?— Вы уже осквернены, раз находитесь с ним в одном помещении. Вам не надо касаться тела, разрежьте ремни ножом, обвязав его платком, вот мой платок. Может, мне сделать это за вас?— Что ты так печешься о его душе?— Только о своей, не более того. Я приверженец учения и ордена Мердифа и исполняю лишь то, что велит Пророк.— Делай что хочешь!Он вытащил нож. Два разреза — и мои руки свободны. Потом он обернул свою правую руку платком, чтобы не касаться мнимого трупа, сложил мне руки и повернул меня на бок так, чтобы я смотрел на восток — лицом в комнату, где находились люди. Теперь мне было удобнее за ними наблюдать.— Так, — сказал он, отбросив от себя оскверненный платок. — Теперь моя душа спокойна, и можно поесть. — И он отошел к лошади.Бандиты стали шептаться, но тут он вернулся с мясом и хлебом.— У меня немного, — признался он, — но можно поделиться.— Ешь сам, мы сыты, — сказал измиланец. — А пока скажи нам, кто ты, собственно, таков и что тебе надо в Гюмюрджине.— Вы вправе это знать, но я могу первым выяснить, кто вы и у кого я нахожусь?— У добрых друзей, это ты видишь по знаку.— В этом я и не сомневаюсь, иначе было бы хуже для вас.— Почему?— Потому, что быть моим врагом опасно.— В самом деле? — Кузнец усмехнулся. — Ты такой страшный человек?— Да, — гордо ответил Халеф.— Может, ты возомнил себя великаном?— Отнюдь, но я еще ни разу не убоялся ни одноговрага. Но вы друзья, и у вас нет оснований опасаться меня.Вокруг захихикали, и кто-то сказал:— Ладно, так и быть, мы не станем тебя бояться.— Тогда скажите, кто вы.— Я — крестьянин из Кабача, другие — тоже. А ты?— Моя родина — Курдистан. Я охотник на медведей. Возникла пауза, потом все стали громко хохотать.— Почему вы смеетесь? — спросил Халеф обиженно. — Вблизи усопшего не пристало так веселиться, если вы, конечно, настоящие верующие.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103