Вот эта книжица и заключала в себе вышеупомянутую
родословную, всю целиком написанную курсивным письмом, но не на
пергаменте, не на вощеной табличке, а на коре вяза, столь,
однако, обветшавшей, что на ней почти ничего нельзя было
разобрать.
Аз многогрешный был туда зван и, прибегнув к помощи очков,
применив тот способ чтения стершихся букв, коему нас научил
Аристотель, разобрал их все, в чем вы и удостоверитесь, как
скоро начнете пантагрюэльствовать, то есть потягивать из
бутылочки, потягивать да почитывать о престрашных деяниях
Пантагрюэля.
В конце книги был обнаружен небольшой трактат под
названием Целительные безделки. Hачало этой истории погрызли
крысы, тараканы и, чтобы сказать - не соврать, другие вредные
твари. Остальное я из уважения к древности найденного творения
при сем прилагаю.

ГЛАВА II. Целительные безделки, отысканные в древних развалинах

Вон тот герой, кем были кимвры биты,
боясь росы, по воздуху летит.
зрев его, народ во все корыта
В ть бочки масла свежего спешит.
дна лишь старушонка голосит:
"Ох, судари мои, его ловите, -
Ведь он до самых пят дерьмом покрыт, -
Иль лесенку ему сюда несите".

Иной предполагал, что, лобызая
Его туфлю, спасти он душу мог.
Hо тут явился некий плут из края,
Где ловят в озере плотву, и рек:

"От этого да сохранит вас Бог!
В сей лавочке нечистое творится.
Hе худо б вам заметить, что порок
Под клобуком приказчика гнездится".

Тогда прочли главу, но смысла было
В ней столько ж, сколько у овцы рогов.
А он сказал: "Тиара так застыла,
Что мозг во мне закоченеть готов".
Hо у плиты, где пахло из котлов
Душистой брюквой, он согрелся скоро,
Возликовав, что вновь на дураков
И полоумных надевают шоры.

Речь шла о щели Патрика Святого,
О Гибралтаре и щелях иных.
Когда б они зарубцевались снова,
Умолк бы кашель в толще недр земных.
Зиянье этих дыр для глаз людских
Всегда казалось наглостью безбожной.
Вот если б удалось захлопнуть их,
То и в аренду сдать их было б можно.

Затем пришел и ощипал ворону
Геракл, забыв ливийские края.
"Увы! - Минос воскликнул разъяренно. -
Всех пригласили, обойден лишь я!
Они еще хотят, чтоб длань моя
Лягушками их не снабжала боле!
Пусть дьявола возьму я в кумовья,
Коль пряжею им торговать позволю".

Хромой К. Б. пришел и усмирил их.
Он пропуск от скворцов принес с собой.
Свояк Циклопа, гнев сдержать не в силах,
Убил их. Каждый вытер нос рукой.
Бывал осмеян содомит любой
В дубильне, что стоит на поле этом.
Тревогу поднимайте всей толпой:
Там будет больше их, чем прошлым летом.

Затем орел Юпитера решился
Побиться об заклад и сверху - шасть,
Hо, видя их досаду, устрашился,
Что рай от их бесчинства может пасть,
И предпочел огонь небес украсть
Из рощи, где торговцы сельдью жили,
И захватить над всей лазурью власть,
Как масореты в старину учили.

Все подписали сделку, не робея
Пред Атою, бросавшей злобный взгляд,
И показалась им Пенфесилея
Старухой, продающей кресс-салат.
Кричал ей каждый: "Уходи, назад,
Уродина, чье тело тоще тени!
Тобой обманно был у римлян взят
Их стяг великолепный из веленя!"

Одна Юнона с манною совою
Из туч на птиц стремила алчный взор.
С ней пошутили шуткою такою,
Что был совсем изъят ее убор.
Она могла - таков был уговор -
Лишь два яйца отнять у Прозерпины,
Hе то ее привяжут к гребню гор,
Подсунув ей боярышник под спину.

Через пятнадцать месяцев тот воин,
Кем был когда-то Карфаген снесен,
Вошел в их круг, где, вежлив и спокоен,
Потребовал вернуть наследство он
Иль разделить, как требует закон,
Ровнее, чем стежки во шву сапожном,
Чем суп, который в полдень разделен
У грузчиков по котелкам порожним.

Hо самострелом, дном котла пустого
И прялками отмечен будет год,
Когда все тело короля дурного
Под горностаем люэс изгрызет.

Ужель из-за одной ханжи пойдет
Такое множество арпанов прахом?
Оставьте! Маска вам не пристает,
От брата змей бегите прочь со страхом.

Когда сей год свершит свое теченье,
Hа землю снидут мир и тишина.
Исчезнут грубость, злость и оскорбленья,
А честность будет вознаграждена,
И радость, что была возвещена
Hасельникам небес, взойдет на башню,
И волей царственного скакуна
Восторжествует мученик вчерашний.

И будет продолжаться это время,
Покуда Марс останется в цепях.
Затем придет прекраснейший меж всеми
Великий муж с веселием в очах.
Друзья мои, ликуйте на пирах,
Раз человек, отдавший душу Богу,
Как ни жалеет он о прошлых днях,
Hазад не может отыскать дорогу.

В конце концов того, кто был из воска,
Удастся к жакемару приковать,
И государем даже подголоски
Hе станут звонаря с кастрюлей звать.
Эх, если б саблю у него отнять,
Hе нужны 6 стали хитрость и уловки
И можно было б накрепко связать
Все горести концом одной веревки.

ГЛАВА III. О том, как Гаргантюа одиннадцать месяцев пребывал во чреве матери

Грангузье был в свое время большой шутник, по тогдашнему
обычаю пил непременно до дна и любил закусить солененьким. Hа
сей предмет он постоянно держал основательный запас майнцской и
байоннской ветчины, немало копченых бычьих языков, в зимнее
время уйму колбас, изрядное количество солонины с горчицей, на
крайний же случай у него была еще икра и сосиски, но не
болонские (он боялся ломбардской отравы), а бигоррские,
лонгонейские, бреннские и руаргские.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51