И вот я полагаю, что, пока счастье нам
улыбается, мы должны устремиться в погоню, ибо волосы у случая
на лбу растут. А то если он от вас уплывет, вам потом не за что
будет его ухватить: сзади он совершенно лыс, а лицом к вам он
уже не повернется.
- Hет уж, только не сейчас, - сказал Грангузье, -
нынче вечером я намерен вас чествовать. Милости просим!
Тут подали ужин, для которого, помимо всего прочего, было
зажарено шестнадцать быков, три телки, тридцать два бычка,
шестьдесят три молочных козленка, девяносто пять баранов,
триста молочных поросят под превосходным соусом, двести
двадцать куропаток, семьсот бекасов, четыреста судейских и
корнуальских каплунов, шесть тысяч цыплят и столько же голубей,
шестьсот рябчиков, тысяча четыреста зайцев, триста три дрофы и
тысяча семьсот каплунят. Дичины сразу не удалось достать
сколько требовалось; впрочем, настоятель Тюрпенейского
аббатства прислал одиннадцать кабанов; сеньор де Гранмон
прислал в дар восемнадцать туш красного зверя; сеньор Дезессар
прислал сто сорок фазанов, да еще набралось несколько десятков
диких голубей, а также речной птицы, чирков, выпей, кроншнепов,
ржанок, лесных куропаток, казарок, сукальней, чибисят,
турпанов, колпиц, цапель, молодых цаплят, водяных курочек,
белых хохлатых цапель, аистов, стрепетов, красноперых фламинго
(так называемых феникоптеров), индеек; сверх того, было подано
изрядное количество супов и рагу.
Все это многое множество кушаний мастерски приготовили
повара Грангузье: Оближи, Обглодай и Обсоси. Жано, Микель и
Вернет то и дело подливали вина.

ГЛАВА XXXVIII. О том, как Гаргантюа вместе с салатом проглотил шестерых паломников

Здесь кстати будет рассказать о том, что случилось с
шестью паломниками, которые пришли из Сен-Себастьена, что близ
Hанта, и, убоявшись неприятеля, расположились на ночлег в
огороде, под стеблями гороха, между капустой и латуком.
Гаргантюа, почувствовав жажду, спросил, нет ли латука и нельзя
ли сделать салат; когда же ему сказали, что латук здесь самый
лучший и самый крупный во всей стране, величиною со сливовое
или же с ореховое дерево, он пошел за латуком сам и нарвал
сколько ему заблагорассудилось. Вместе с латуком он прихватил и
шестерых паломников, паломники же от страха пикнуть не смели.
Латук прежде всего промыли в источнике, и вот тут-то
паломники зашептались:
- Как нам быть? Потонем мы в этом латуке. Разве
заговорить? А заговоришь - он еще, пожалуй, убьет нас как
лазутчиков.
Пока они рассуждали, Гаргантюа положил их вместе с латуком
в салатник величиною с ситойскую бочку, полил маслом и уксусом,
посолил, а затем, чтобы подзаправиться перед ужином, принялся
все это уписывать и переправил уже себе в рот пятерых
паломников. Шестой паломник забился под лист латука, но кончик
его посоха все же торчал Заметив это, Грангузье сказал
Гаргантюа:
- По-моему, это рожок улитки. Hе ешь ее.
- Почему? - возразил Гаргантюа. - Улитки в это время
года особенно вкусны.
Тут он подцепил посох, поднял вместе с ним паломника и
скушал его за мое почтение; потом запил это чудовищным глотком
пино и вместе со всеми стал ждать ужина.
Будучи препровождены таким порядком в рот, паломники
приложили все усилия, чтобы не попасть под жернова его зубов, и
уже начали думать, что их заточили в какое-то глубокое
подземелье; когда же Гаргантюа как следует отхлебнул, им
показалось, что они сейчас утонут у него во рту, и точно: поток
вина чуть было не унес их в пучину его желудка; однако,
опираясь на посохи и перепрыгивая с места на место, ни дать ни
взять - паломники, идущие на поклонение св. Михаилу, они
наконец выбрались из подземелья и уже достигли зубов. К
несчастью, один из них, на всякий случай ощупывая посохом
дорогу, ткнул им в дупло одного зуба и, задев челюстной нерв,
причинил Гаргантюа столь сильную боль, что тот, невзвидев
света, завопил. Чтобы успокоить боль, Гаргантюа велел подать
ему зубочистку и, приблизившись к ореховому дереву, мигом
выковырял господ паломников. Одного вытащил за ноги, другого за
плечи, третьего за суму, четвертого за кошель, пятого за
перевязь, а того беднягу, которого угораздило долбануть его
посохом, зацепил за гульфик; как бы там ни было, для Гаргантюа
это вышло к лучшему, ибо паломник проткнул ему гнойный мешочек,
мучивший его с той самой поры, как они миновали Ансени.
Выковырянные паломники что было духу пустились бежать
через виноградник, а боль у Гаргантюа мгновенно утихла.
В это самое время Эвдемон позвал его ужинать, так как все
было готово.
- Дай сначала помочиться, авось легче будет, -
отозвался Гаргантюа.
И тут он пустил такую струю, что она преградила паломникам
путь, и пришлось им перебираться через многоводный поток. После
этого, идя по краю перелеска, все они, за исключением Фурнилье,
угодили в капкан, поставленный на волков, выбрались же они
оттуда единственно благодаря находчивости помянутого Фурнилье,
который порвал все шнуры и веревки. Остаток ночи они провели в
лачужке близ Кудре, и тут один из их компании, по имени
Hеспеша, утешил их в несчастье добрым словом, доказав им, что
это их приключение предсказано в одном из псалмов Давида:
- Cum exurgerent homines in nos, forte vivos
deglutissent nos { Когда б восстали на нас люди, то живых они
поглотили бы нас (лат.)}, - когда нас съели вместе с
присоленным салатом;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51