В дни
юности Денетора мы отбили его - не для того, чтобы жить в нем, а как
передовой пост. Мы восстановили мосты, чтобы могла пройти наша армия. А
потом пришли свирепые всадники из Минас Моргула.
- Черные всадники! - спросил Пиппин, широко раскрыв глаза, в которых
светился воскрешенный страх.
- Да они были черные, - сказал Берегонд, - и я вижу, что вы кое-что
знаете о них, хотя ни разу о них не говорили.
- Я о них знаю, - тихо сказал Пиппин, - но я не могу говорить о них
теперь, находясь так близко... Так близко... - Он замолчал, посмотрев за
реку, и ему показалось, что он видит там обширную угрожающую тень.
Возможно, это были горы, маячившие на краю поля зрения, чьи резкие края
смягчались вуалью двадцати лиг туманного воздуха, а может, всего лишь
облако. Но даже пока Пиппин смотрел туда, ему показалось, что тьма растет
и собирается, очень медленно, медленно поглощая области, освещенные
солнцем.
- Так близко к Мордору? - спокойно спросил Берегонд. - Да, он лежит
там. Мы редко называем его; но мы всегда жили на краю его тени; иногда она
кажется слабее и отдаленнее, иногда ближе и темнее. Сейчас она растет и
темнеет; поэтому растет и наш страх и беспокойство. И свирепые всадники
меньше года назад снова захватили броды, и много наших лучших людей убито
было там. Боромиру в конце концов удалось отбить у врагов этот, западный
берег, и мы все еще удерживаем эту половину Осгилиата. Но сейчас мы ждем
там нового нападения. Может быть, главного нападения надвигающейся войны.
- Когда? - спросил Пиппин. - У вас есть предположения? Прошлой ночью
я видел маяки и скачущих всадников, а Гэндальф сказал, что это означает
начало войны. И он отчаянно торопился. А теперь все кажется снова
медленным.
- Только потому что все уже готово, - пояснил Берегонд. - Это как
глубокий вздох перед прыжком в воду.
- Но почему горели маяки прошлой ночью?
- Слишком поздно посылать за помощью, когда тебя уже осаждают, -
ответил Берегонд. - Но я не знаю решения повелителя и его капитанов. У них
много путей для сбора информации. А повелитель Денетор на других людей не
похож: он видит далеко. Некоторые говорят, что когда ночью он сидит один в
своем высоком кабинете в башне и напрягает свои мысли, он может увидеть
будущее: и что иногда он даже испытывает мозг самого Врага, борясь с ним.
И поэтому он там стар, слишком стар для своего возраста. А мой повелитель
Фарамир сейчас за рекой выполняет какое-то опасное поручение; может, он
прислал вестника.
Но если хотите знать, что я подумал, когда увидел горящие маяки, то
это вчерашние новости из Лебеннина. Большой флот пиратов из Умбара далеко
на юге подошел к устью Андуина. Они всегда опасались могущества Гондора,
заключили союз с врагом и теперь готовы нанести тяжелый удар в помощь ему.
Потому что этот удар отвлечет силы Лебеннина и Белфаласа, чей народ и
храбр и многочислен. Поэтому сейчас наши мысли устремлены к северу, к
Рохану: тем более радуемся мы привезенной вами новости и победе.
И однако, - он замолчал, встал и посмотрел на север, восток и юг, -
события в Изенгарде предупреждают нас о том, что мы пойманы в большую
сеть. Это уже не перебранка у бродов, не набеги на Итилиен или от
Анориена, не засады и грабежи. Это большая, тщательно и давно планируемая
война и мы лишь один ее участок, что бы ни говорила наша гордость.
Сообщают, что пришел в движение далекий восток, за внутренним морем, и
север, за Чернолесьем, и юг, в Хараде. Теперь все государства подвергаются
испытанию - выстоят они или же упадут перед тенью.
Однако, мастер Перегрин, у нас особая честь - мы должны нанести
главный удар ненависти Повелителя Тьмы, потому что эта ненависть идет из
глубины времени и из глубины моря. Сюда падет главный удар молота. Именно
поэтому сюда спешно прибыл Митрандир. Ибо, если мы падем, кто тогда
устоит? Надеетесь ли вы, мастер Перегрин, что мы устоим?
Пиппин не отвечал. Он смотрел на могучие стены, на башни и знамена,
на солнце в высоком небе, а потом на собирающуюся Тьму на востоке: и думал
он о длинных руках Тьмы: об орках в лесах и горах, о предательстве
Изенгарда, о птицах со злыми глазами и о черных всадниках, пробиравшихся
даже на дороги Удела - и о крылатом ужасе, о назгулах. Он вздрогнул,
надежда увяла. И в тот же момент лучи солнца ослабели, какая-то темная
крылатая фигура на мгновение затмила солнце. Почти на пороге слышимости
долетел до него с неба высокий и далекий крик, слабый, но леденящий
сердце, жестокий и холодный. Он побледнел и укрылся за стеной.
- Что это было? - спросил Берегонд. - Вы тоже что-то почувствовали?
- Да, - пробормотал Пиппин. - Это знак нашего падения, тень судьбы,
это свирепый всадник в воздухе.
- Да, тень судьбы, - сказал Берегонд. - Боюсь, что Минас Тирит падет.
Ночь надвигается. Все тепло моей крови, кажется, ушло.
Некоторое время они сидели со склоненными головами и не
разговаривали. Потом Пиппин поднял голову и увидел, что солнце по-прежнему
сияет, и знамена развеваются по ветру. Он встряхнулся.
- Прошло, - сказал он. - Нет, сердце мое еще не впало в отчаяние.
Гэндальф пал и однако вернулся, он с нами. Мы можем выстоять, хотя бы и на
одной ноге.
- Хорошо сказано! - воскликнул Берегонд, вставая и прохаживаясь взад
и вперед. - Ну нет, пусть даже все зло мира соберется здесь, Гондор не
исчезнет. Врагу придется оставить горы трупов перед нашими стенами, прежде
чем он возьмет их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118