— Через полчаса, — пообещал я, — ты умрешь... Глава 28 Я был снова на Гуадалканале, в своем окопе, но все было не так, как прежде. Не было никакого дождя и сырости, и повсюду цвели тропические цветы — красные, голубые, желтые, фиолетовые и золотые. Все ребята были в сборе: Монок — этот здоровый индеец из племени могавков, Д'Анджело с обеими ногами — никто не был ранен и не истекал кровью. Побыв с минуту в элегантной армейской форме, они вдруг оказались одетыми в цветастые тропические рубашки, просторные брюки и сандалии; мы сидели на краю окопа и потягивали шампанское, которое на серебряных подносах подносили нам роскошного вида туземки в набедренных повязках и с открытой грудью. Солнечные лучи лились сквозь качающиеся на ветру пальмовые ветки, и Бинг Кросби прервал исполнение своей песни «Лунный свет тебе к лицу», чтобы представить меня Дороти Лямур, которая тут же поинтересовалась, не возражаю ли я, если она снимет свой саронг, потому что он ей слишком тесен; а Боб Хоуп расхаживал тем временем вокруг, рассказывая ребятам сальные анекдоты. Я спросил, куда подевались япошки, все рассмеялись и сказали: «Они все сдохли! И фрицы заодно с ними!» И все смеялись и смеялись, но единственная неприятность состояла в том, что было очень жарко. Дороти Лямур посмотрела на меня с сочувствием в больших прекрасных глазах и сказала: «Я слышу твою боль», а затем провела мне по лбу прохладной тряпочкой...— Сон, — прошептал я.— Нет, это больше не сон, — сказала она.— Марджори?— Ш-ш! — Ее красивое, цвета кофе с молоком лицо улыбалось мне; прекрасные, как у Дороти Лямур, карие глаза смотрели на меня...— Тебя все еще лихорадит. Лежи спокойно.— Марджори... — произнес я, улыбаясь.Она провела мне по лбу прохладной тряпочкой, и я впал в забытье.Меня разбудил яркий солнечный свет. Я открыл глаза, попытался сесть, но меня остановила боль во всем теле.— Натан! Прости, я сейчас закрою ставни...Раздался шорох закрывающихся ставень. Я был в ее коттедже. Одетый в ночную рубашку, я лежал в маленькой складной кровати. В комнате чувствовался запах цветов, стоявших в вазе на столе; этот запах я ощущал даже во сне.Затем, придвинув стул, Марджори присела рядом со мной; на ней была белая рубашка с короткими рукавами и цветастая юбка, та же самая, что и в тот день, когда она впервые пригласила меня на чай.На ее лице сияла улыбка.— Твоя лихорадка, наконец-то, прошла, — сказала она. — Ты помнишь, как мы с тобой разговаривали?— Только однажды. Мне казалось, что это было во сне. Ты еще вытирала мне лицо.— Мы говорили с тобой много раз, но ты был в бреду. Теперь жар спал, и ты знаешь, где находишься.— Поможешь мне сесть?Она кивнула, наклонилась вперед и подложила мне за спину подушку. Я нашел положение, в котором боль не ощущалась.— Как я сюда попал? — поинтересовался я.— Этот британец, он притащил тебя, — ответила Марджори.— Флеминг?— Он не назвался. У него жестокий вид, но на самом деле он очень милый.— Когда это было?— Три дня назад. Он приходит каждый день. Позже ты увидишь его. Ты, должно быть, голоден...Да! Боль в животе у меня была не только следствием ранения.— Думаю, да. Я что-нибудь ел?— Лишь немного бульона. Хочешь еще? У меня есть похлебка из мидий!— Как насчет банановых оладьев?— О да!..Марджори принесла мне еду на маленьком подносе и принялась кормить меня с ложечки, словно ребенка; я был слишком слаб, чтобы противиться этому.— Марджори... ты такая... такая красивая, — запинаясь, произнес я.— Поспи еще немного, — сказала она в ответ. — Врач говорит, что тебе нужен покой.Врачом оказался приятель де Мариньи Рикки Оберуорт, который потерял свое место в тюремной больнице Нассау, так как его медицинское освидетельствование Фредди не подтвердило версию Мелчена и Баркера об опаленных волосах. Оберуорт — худой темнокожий мужчина сорока с лишним лет, в очках с черной оправой — заглянул ближе к полудню, осмотрел мою рану и сделал перевязку.— Что ж, дело пошло на поправку, — объявил он. Рикки говорил с тевтонским акцентом, и это напомнило мне о том, что он был беженцем из Германии и одним из многочисленных евреев, которых уважали в Нассау из-за их медицинских навыков.— Боль совершенно пустяковая, — сказал я. — Не тратьте на меня болеутоляющее.— Это требовалось вам лишь в первый день. А начиная с сегодняшнего утра вы будете принимать обезболивающее в таблетках, — произнес врач, и, помедлив, добавил: — Знаете, мистер Геллер, вы везучий человек!— Почему это врачи всегда говорят именно таким невезучим ребятам как я, что они счастливчики? — поинтересовался я.— Пуля прошла навылет, — принялся объяснять доктор Оберуорт, — и не нанесла никаких повреждений, так что не пришлось даже ничего зашивать. И все-таки, я хотел положить вас в госпиталь, но ваш ангел-хранитель из британской военно-морской разведки мне этого не позволил. Он считал, что вам лучше находиться в каком-нибудь укромном местечке, и, поскольку вы потеряли не много крови и переливание вам не требовалось, я согласился.— А как он догадался принести меня именно сюда?Закончив перевязку, врач натянул на меня ночную рубашку и, словно заботливый отец, накрыл одеялом.— Не знаю, — ответил Рикки. — Ваш друг Флеминг весьма неохотно делится информацией...Когда врач ушел, я спросил Марджори, не возражала ли леди Оукс против моего присутствия здесь?Она улыбнулась озорной улыбкой.— А леди Оукс не знает о том, что ты здесь. Она сейчас в Бар-Харбор.— А как насчет Нэнси?— Она тоже не в курсе.Помолчав, я произнес:— Я убил женщину.Она моргнула.— Что?— О Господи! Я убил женщину, — повторил я. — Боже мой!..С горестным выражением на лице она присела на краешек постели и обняла меня, словно большого ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117