ГЛАВА XIX
О том, как Пантагрюэль восхваляет советы немых
При этих словах Пантагрюэль погрузился в глубокое раздумье
и долго потом хранил молчание. Затем обратился к Панургу:
- Вас смущает лукавый, однако ж послушайте, что я вам
скажу. Я читал, что в старину предсказания письменные и устные
не почитались самыми верными и самыми точными. Многие из тех,
что вначале были признаны тонкими и хитроумными, впоследствии
оказывались неверными, как по причине двусмысленности,
двоякозначимости и неясности слов, так и по причине краткости
изречений. Вот почему Аполлон, бог прорицания, именовался
"Двумысленный". Самыми верными и непререкаемыми предсказаниями
почитались те, что выражались движениями и знаками. Такого
мнения придерживался Гераклит. И так именно предсказывал
Юпитер-Аммон, так пророчествовал у ассирийцев Аполлон.
Поэтому-то они и изображали его бородатым, в одежде умудренного
годами старца, а не нагим, безбородым юнцом, как это делали
греки. Давайте применим этот самый способ: попросите
какого-нибудь немого, чтобы он молча, знаками, дал вам совет.
- Согласен, - объявил Панург.
- Hо только этому немому надлежит быть глухим от
рождения и именно вследствие этого немым, - прибавил
Пантагрюэль. - Ведь самый доподлинный немой - это тот,
который не слышит от рождения.
- Что вы этим хотите сказать? - спросил Панург. - Если
верно, что человек, никогда не слышавший, как говорят другие,
сам тоже не говорит, то я логическим путем привел бы вас к
чудовищному и парадоксальному заключению. Hу да уж ладно. Вы,
стало быть, не верите рассказу Геродота про двух детей, которых
Псамметих, царь египетский, велел держать и воспитывать в
хижине, храня совершенное молчание, и которые через известный
срок произнесли слово "бек", что по-фригийски означает хлеб?
- Hисколько не верю, - отвечал Пантагрюэль. - Это
неправда, что у нас будто бы есть какой-то данный нам от
природы язык. Все языки суть произвольные и условные создания
различных народов. Слова, утверждают диалектики, сами по себе
ничего не значат, им можно придать какой угодно смысл. Все это
я вам говорю не зря. Бартол (L. priта de verb. Oblig. /3[акон]
пер[вый], "О слов[есных] обязат[ельствах"] (лат.)/)
рассказывает, что в его времена жил в Губбио некто мессер Hелло
де Габриэлис. Случилось так, что человек этот оглох, но со всем
тем он понимал любого итальянца, как бы тихо тот ни говорил,
единственно по его жестам и движениям губ. Потом у одного
сведущего и изящного писателя я вычитал, что армянский царь
Тиридат во времена Hерона прибыл в Рим и приняли его там
чрезвычайно торжественно и с подобающими почестями, дабы
связать его узами вечной дружбы с сенатом и народом римским. Во
всем городе не осталось такой достопримечательности, которую бы
ему не предложили осмотреть и не показали. Перед его отъездом
император поднес ему великие и необычайные дары, а затем
предложил выбрать, что ему особенно в Риме понравилось,
клятвенно обещав при этом не отказать ни в чем, чего бы гость
ни потребовал. Гость, однако ж, попросил себе только одного
комедианта, - он видел его в театре и, хотя не понимал, что
именно комедиант говорил, понимал все, что тот выражал знаками
и, телодвижениями; ссылался же гость на то обстоятельство, что
под его скипетром находятся народы, говорящие на разных языках,
и, чтобы отвечать им и говорить с ними, ему требуется множество
толмачей, а этот, мол, один заменит всех, ибо он так прекрасно
умеет изъясняться жестами, что кажется, будто пальцы его
говорят. Вам же следует выбрать глухонемого от природы, дабы
движения его и знаки были подлинно пророческими, но не
придуманными, не приукрашенными и не поддельными. Остается
только узнать, к кому бы вы хотели обратиться за советом: к
мужчине или к женщине.
- Я бы с удовольствием обратился к женщине, - сказал
Панург, - но я опасаюсь двух вещей.
Во-первых, что бы женщины ни увидели, они непременно
представят себе, подумают и вообразят, что это имеет
касательство к священному фаллосу. Какие бы движения и знаки ни
делались и какие бы положения ни принимались в их присутствии,
все это они толкуют в одном направлении и все подводят к
потрясающему акту трясения. Следственно, мы будем введены в
обман, так как женщины вообразят, что помнить один случай,
который произошел в Риме двести шестьдесят лет спустя после
основания города. Один юный патриций встретил на холме Целии
римскую матрону по имени Верона, глухонемую от рождения, но так
как юноша и не подозревал, что имеет дело с глухонемой, то,
сопровождая свою речь свойственными италийцам жестами, он
обратился к ней с вопросом, кого из сенаторов встретила она,
поднимаясь на гору. Слов его она не разобрала и решила, что
речь идет о том, что всегда было у нее на уме и с чем молодой
человек, естественно, мог обратиться к женщине. Тогда она
знаками, - а в сердечных обстоятельствах знаки неизмеримо
более пленительны, действенны и выразительны, нежели слова, -
завлекла его к себе в дом и знаками же дала понять, что эта
игра ей по вкусу. В конце концов они, не говоря ни слова, вволю
набарахтались.
А еще я боюсь, что глухонемая женщина вовсе ничего не
ответит на наши знаки, а сей же час упадет на спину: она,
дескать, согласна удовлетворить молчаливую нашу просьбу. Если
же она ответит нам какими-либо знаками, то знаки эти будут
столь игривы и столь потешны, что мы сами истолкуем ее помыслы
в амурном смысле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63