Вот так хитрюга! Сант-Яго Бресюирский, есть же на
свете этакие мастаки!
- Подобным образом изъяснялся великий прорицатель
Тиресий, - заметил Эпистемон. - В начале каждого своего
пророчества он прямо говорил просившим у него совета: "То, что
я вам скажу, или сбудется, или же не сбудется". Так обыкновенно
выражаются все благоразумные предсказатели.
- А все-таки Юнона выколола ему оба глаза, - сказал
Панург.
- То правда, - подтвердил Эпистемон, - с досады, что
он лучше ее разрешил вопрос, предложенный Юпитером. - Да, но
какой же черт вселился в мэтра Котанмордана, коли он ни с того
ни с сего поносит святых отцов, всех этих несчастных иаковитов,
францисканцев и меньших братьев? Я возмущен до глубины души,
уверяю вас, и не могу молчать. Он совершил тяжкий грех. Он
пустит дух прямо в кромешный ад.
- Я отказываюсь вас понимать, - заметил Эпистемон. -
Меня до глубины души возмущаете вы, оттого что клеплете на
славного поэта, будто он под черными, бурыми и всякими другими
тварями разумел нищенствующих братьев.
Сколько я понимаю, он и не думал прибегать к такой
софистической и фантастической аллегории. Он говорит прямо и
определенно о блохах, клопах, клещах, мухах, комарах и всяком
прочем гнусе, а насекомые эти бывают и черные, и красные, и
серые, и бурые, и коричневые, и все они неотвязны, надоедливы и
несносны - несносны не только больным, но и людям здоровым и
сильным. Может статься, у него глисты, солитеры и черви. Может
статься, руки и ноги у него искусаны подкожными червями, коих
арабы называют риштой, - в Египте и на побережье Красного моря
это явление обычное и распространенное.
Дурно вы делаете, что искажаете смысл его слов. Вы ни за
что ни про что хулите славного поэта и подкладываете свинью
упомянутым братьям. Когда речь идет о нашем ближнем, должно
обелять его, а не чернить.
- Да что вы из меня дурака-то строите? - вскричал
Панург. - Вот как перед Богом говорю, он еретик. И не просто
еретик, а еретик законченный и цельный, еретик клавельный,
еретик, в такой же степени подлежащий сожжению, как хорошенькие
башенные часики. Он пустит дух прямо в кромешный ад. И знаете,
куда именно? Клянусь боком, прямехонько под дырявое судно
Прозерпины, в самый адский нужник, куда она ходит облегчать
свой кишечник после клистиров, влево от большого котла, всего в
трех туазах от Люциферовых когтей, рядом с черной камерой
Демигоргона. У, мерзавец!
ГЛАВА XXIII
О том, как Панург разглагольствует, вернуться ему или не
вернуться
к Котанмордану
- Вернемтесь обратно и предложим ему подумать о своем
спасении, - продолжал Панург. - Идем, так вашу, идем, вашу
разэтак! Мы сделаем доброе дело: ежели погибнут плоть его и
жизнь, так уж по крайности дух-то он хоть и пустит, но зато не
погубит.
Мы заставим его раскаяться в его прегрешении и попросить
прощения у святых отцов, как у отсутствующих, так равно и у
присутствующих (и мы это засвидетельствуем, дабы после его
кончины они не объявили его еретиком и не предали проклятию,
как это сделали борд... то бишь кордельеры с орлеанской
судейшей), а чтобы иноки честные получили удовлетворение за
обиду, им причиненную, пусть-ка он распорядится раздать по всем
монастырям как можно больше кусочков хлеба и закажет по себе
как можно больше заупокойных обеден и панихид. И пусть в
годовщину его смерти дневное пропитание неизменно выдается
чернецам в пятикратном размере, большущая бутыль с наилучшим
вином пусть переходит у них со стола на стол и пусть из нее
пьют все: как бормотуны-клирошане и обжоры-послушники, так
равно иеромонахи и настоятели, как новички, так равно и
манатейные. Так он сможет вымолить себе у Бога прощение.
Ой-ой-ой, да что ж это я плету, что ж это я горожу? Пусть
меня черт возьмет, ежели я к нему пойду. Комната его уж теперь
полна чертей, вот как Бог свят. Я отсюда вижу, что за чертова
тяжба и потасовка у них идет из-за того, кому первому сцапать
Котанморданову душу и, не долго думая, переправить к мессеру
Люциферу. Подальше оттуда! Я к нему не ходок. Пусть меня черт
возьмет, ежели я к нему пойду. Почем я знаю, может выйти
недоразумение, и заместо Котанмордана они сграбастают беднягу
Панурга, раз он теперь никому не должен. Вот когда я был в
долгу как в шелку, они сколько раз оставались с носом. Подальше
оттуда! Я к нему не ходок. Ей-Богу, я умру от ужаса. Очутиться
среди голодных чертей, среди чертей, вышедших на промысел,
среди чертей, занятых делом? Подальше оттуда! Бьюсь об заклад,
что из-за того же самого на похороны к нему не придут ни
иаковиты, ни кордельеры, ни кармелиты, ни капуцины, ни
театинцы, ни минориты. И будут правы. Притом он же ничего не
оставил им по завещанию. Пусть меня черт возьмет, ежели я к
нему пойду. Ежели ему дорога в пекло, так скатертью же ему туда
дорога! Зачем было порочить честных монахов? Зачем было гнать
их из комнаты, когда он особенно нуждался в их помощи, в их
святых молитвах, в их благочестивых наставлениях? Hу что бы
завещать им хоть какие-нибудь крохи, чем можно подзаправиться,
чем можно напихать утробу бедным людям, у которых на этом свете
нет никаких благ, кроме жизни!
Пусть к нему идет кто хочет. А меня пусть черт возьмет,
ежели я к нему пойду. Ежели я к нему пойду, черт меня
всенепременно возьмет. Hет, шалишь! Подальше оттуда!
Брат Жан! Ты хочешь, чтобы черти прямым ходом доставили
тебя в ад?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63