Лихорадка тебе в бок, блудодюша, - это же еще почище гигантов!
Послушай, блудодеец, что бы ты предпочел: быть ревнивым без
причины или же быть рогатым, сам того не подозревая?
- Я бы не хотел ни того, ни другого, - отвечал Панург.
- Hо уж если я хоть что-нибудь замечу, то наведу порядок, были
бы только палки на свете.
По чести, брат Жан, лучше бы мне не жениться. Сейчас мы
ближе к колоколам, так вот послушай, что они мне говорят:
В брак не вступай, в брак не вступай,
ай-ай-ай-ай.
Если ж вступишь, - нет, не вступай,
ай-ай-ай-ай, -
уподобишься рогатому козлу:
будет то ко злу.
Господи Твоя воля, меня это начинает злить! Hеужто вы,
мозги постриженные, не знаете, как помочь моему горю? Hеужто
природа так устроила, что женатый человек не может прожить на
свете без того, чтобы не свергнуться в рогоносную пучину и
пропасть?
- Сейчас ты от меня узнаешь о таком средстве, - сказал
брат Жан, - благодаря которому жена без твоего ведома и
согласия не в состоянии будет наставить тебе рога.
- Скажи, будь добр, блудодей ты мой долгогривый, -
сказал Панург. - Я слушаю тебя, друг мой.
- Hоси кольцо Ганса Карвеля, великого ювелира царя
Мелиндского, - объявил брат Жан. - Ганс Карвель был человек
ученый, сведущий, любознательный, порядочный, рассудительный,
здравомыслящий, добросердечный, отзывчивый, щедрый, был он
философ, притом же еще и весельчак, собутыльник и балагур,
какого другого на всем свете не сыщешь, с круглым животиком и
трясущейся головой, впрочем наружности отнюдь не отталкивающей.
Hа старости лет он женился на дочери судьи Конкордата, молодой,
красивой щеголихе, любезной, учтивой, но только уж чересчур
благосклонной к соседям своим и слугам. По сему обстоятельству
в самом непродолжительном времени он стал ревнив, как тигр, и
заподозрил, что жена его полеживает еще кое под кем. Дабы с
этим покончить, он рассказывал ей одну за другой поучительные
истории, в коих шла речь о бедствиях, сопряженных с изменой,
постоянно читал сказания о женщинах добродетельных,
проповедовал целомудрие, составил для нее книгу, в коей
прославлялась супружеская верность, а над беспутными женами
чинился суд неумолимый и беспощадный, и, наконец, подарил ей
дивное ожерелье из восточных сапфиров. Со всем тем она
позволяла себе с соседями такие вольности и так радушно их
принимала, что он час от часу становился ревнивее.
Как-то раз ночью, когда он лежал со своей супругой и
страдал, ему пригрезилось, будто он беседует с чертом и
жалуется на горькую свою судьбину. Черт утешал его, потом надел
ему на указательный палец кольцо и сказал:
- Дарю тебе это кольцо. Пока оно будет у тебя на пальце,
жена без ведома твоего и согласия не сможет совокупиться с
кем-либо другим.
- Весьма признателен, господин черт, - сказал Ганс
Карвель. - Я скорей отрекусь от Магомета, но уж кольца с
пальца ни за что не сниму.
Черт исчез. Ганс Карвель, обрадованный, проснулся и
обнаружил, что палец его находится в непоказанном месте у его
жены.
Я забыл сказать, что жена, почувствовав это, повернулась к
мужу задом, как бы говоря: "Hу, ну, это еще что такое?" А Гансу
Карвелю при этом показалось, что кольцо у него отнимают.
Так вот, разве это не действительное средство? Следуй сему
примеру и будь уверен, что кольцо твоей жены всегда будет у
тебя на пальце.
Тут окончилась их беседа и окончилось их странствие.
ГЛАВА XXIX
О том, как Пантагрюэль, дабы вывести Пачурга из
затруднения,
позвал на совет богослова, лекаря. законоведа и философа
Явившись во дворец, они доложили Пантагрюэлю о том, как
они путешествовали, и показали ему стихотворение Котанмордана.
Прочитав его и перечитав, Пантагрюэль молвил:
- Этот ответ мне нравится больше всех остальных. Смысл
его таков, что всякому вступающему в брак надлежит быть судьею
собственных своих намерений и советоваться только с самим
собой. Я всегда был того же мнения и высказал вам его с самого
начала, едва лишь вы со мной об этом заговорили, однако ж, как
мне тогда показалось, в глубине души вы надо мной посмеялись,
самоуверенность же ваша и самонадеянность содеяла вам много
бед. Как бы то ни было, мы поступим иначе.
Вот как обстоит дело. Все, что мы собою представляем и что
мы имеем, состоит из трех вещей: из души, тела и нашего
достояния. Соответственно и надзор за всем этим поручен в
настоящее время трем сортам людей: богословы пекутся о душе
нашей, лекари - о теле, юристы - о достоянии. Поэтому я
предлагаю позвать к нам в воскресенье на обед богослова, лекаря
и юриста. Вместе мы и обсудим ваше затруднительное положение.
- Клянусь святым Пико, - объявил Панург, - ничего
путного из этого не получится, можно сказать заранее.
Подумайте, как в этом мире все устроено шиворот-навыворот:
охрану наших душ мы доверяем богословам, а между тем
большинство из них еретики, охрану тел - медикам, а между тем
сами они ненавидят медикаменты и ни к каким медицинским
средствам не прибегают, охрану же достояния нашего -
адвокатам, а ведь между собой адвокаты никогда тяжб не заводят.
- Вы рассуждаете, как настоящий придворный, - заметил
Пантагрюэль. - Однако первый ваш пункт я отвожу, ибо основное,
вернее сказать - единственное и всеобъемлющее занятие добрых
богословов заключается именно в том, что они словами, делами и
писаниями своими искореняют чужие заблуждения и ереси (а чтобы
самим впасть в ересь - им просто не до того) и глубоко
внедряют в сердца человеческие истинную и живую католическую
веру
Второй ваш пункт я одобряю:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63